Альбина Демиденко - Любовь среднего возраста

– И не только гнев власти, но и семьи. Отец лишил его всяческой материальной поддержки

– Да. От судьбы не уйдешь. Гардемарин Верещагин мог бы стать выдающимся адмиралом, но закончил свой жизненный путь художником на адмиральском мостике броненосца «Петропавловск». Он ненавидел войну, а погиб в военной баталии, он любил солнце, а его поглотила морская пучина.

– Девушка, вы искусствовед или историк?

– И ни то, и ни другое, – рассмеялась Нина. – Я любопытствующая.

Мимо них, заглядывая в открытые двери купе, шла проводница, предлагая пассажирам чай.

– А не испить ли и нам чайку? – обратился к Нине попутчик.

– Пожалуй, не помешает, – согласилась женщина.

Виктор Александрович, так звали мужчину, оказался очень словоохотливым, но не навязчивым. Он легко вел беседу, умело переходил от одной темы к другой, сглаживая переходы то шуткой, то незлобивым анекдотом. На удивление, было приятно с ним общаться. Чай показался вкусным, а сосед – интересным человеком. Они обсудили искусство заваривания чая, затем перешли к истории китайской чайной церемонии, вспомнили о лондонском чайном доме.

За окном мелькали русские пейзажи, колеса весело отстукивали километры, все дальше и дальше убегая от Москвы. Последний луч закатного солнца позолотил макушки деревьев, бегущих вдоль железнодорожного полотна, и скрылся за горизонтом. Пурпурно-синяя дымка медленно, но все плотнее и плотнее, подступала к окошкам состава. Вагон постепенно затихал. Проводники притушили верхний свет. Пассажиры, уставшие за день, устраивались на короткий ночлег.

Виктор Александрович просматривал газету, а Нина по давней привычке читать перед сном, раскрыла книгу. Она старательно пробежала глазами пару страниц, но смысл прочитанного ускользал из сознания, внимание не задерживалось на описываемых событиях, в голову лезли всяческие мысли, и, чтобы не неволить себя, она отложила томик, закинула руки за голову и предалась, как говаривал ее муж, «созерцанию невидимого».

В эту командировку она ехала с удовольствием. Последние три года Нина практически нигде не бывала. Дом – работа – дом. Первый год после гибели мужа и детей в авиакатастрофе переживала особенно тяжело. Понимая разумом, что никто не поможет ей выбраться из тяжелейшей депрессии, которая не только морозила губы, но и дышать ровно не давала, загрузила себя работой, благо в это время вводился новый проект, в который она вложила не малую толику своего ума, сил и нервов. Она считала себя маленьким винтиком в огромной машине, совершенно забывая, что именно на маленькие винтики ложится непомерная ответственность. Большое колесо пока сотрется, машина немалый путь пробежит, а маленький винтик выскочил и стоп колесико. Но об этом Нина не думала, тянула свой воз и была рада, что нет свободного времени думать о чем-либо другом, кроме работы.

Постепенно боль притупилась, ушла куда-то вглубь, и уже реже наворачивались слезы, и чаще стала появляться улыбка. Спустя два года по весне она вновь ощутила ласковое тепло солнца, заметила нежную зелень листвы.

Однажды, в каком-то неожиданном порыве, вдруг зашла в цветочный магазин и купила красивый букет белых хризантем. Возвратившись домой, распахнула окна настежь и с удовольствием смотрела на таинственный вальс золотистых пылинок, которые безмолвно кружили и кружили в солнечном луче. И нежная зелень за окошком, и танцующие пылинки, и букет в старинной хрустальной вазе вызвали острое желание жить. Именно жить, а не существовать, жить, а не быть в том, сонно-роботном состоянии, в котором была до сих пор.

Когда-то в детстве Нине попалась книга античных мифов, с которой она не расставалась несколько лет, читала и перечитывала. Особенно ее поразил рассказ о сказочной птице Феникс, обладающей способностью сгорать и снова возрождаться из пепла.

Детское сознание ярко рисовало как гордая птица, почувствовав немощь и старость, на закате солнца приносит в свое гнездо горящую лучину, вплетает ее в сухие ветки, и свернувшись калачиком, устраивается на самом дне своего жилища. Сухие ветки гнездышка вспыхивают, ветер раздувает огонь, ерошит перья птицы и вот уже не разобрать – языки пламени, или огненные перья гордого непокоренного орла колышутся. Постепенно черная темнота ночи окутывает живой костер, укрывает плотной завесой таинство происходящего.

И как только первый луч солнца, разорвав тьму, озаряет своим волшебным светом землю, свежий утренний ветерок сдувает серый пепел неостывшего костра. Солнце поднимается выше и выше, все дальше и дальше прогоняя черноту ночи. Его лучи скользят по вершинам гор, по воде, по траве, по стволам и листве деревьев, наполняя их силой и жаждой жизни. Вот они достигли гнезда, осветили маленький комочек, и он, согретый божественным теплом, напоенный солнечным светом вдруг шевельнулся, затрепетал, ожил. Еще немного, еще мгновение и гордая птица стряхнула с себя остывший пепел, расправила крылья, гордо выгнула голову и издала победный клич! Здравствуй солнце! Я живу!

Погода не баловала Нину в этот приезд. Однако туман и мелкий дождик – такие привычные для петербуржцев атрибуты – не изменили ее планы. Просыпалась она рано утром и, одевшись по-спортивному: ветровка, джинсы, кроссовки – отправлялась в полуторачасовую прогулку по полупустынным улочкам. В этом бродяжничестве была своя прелесть.

Укутанный туманом город кажется загадочным и таинственным. Вот, разрывая седые клочья, покачиваясь, выплывает огромный корабль, на палубе которого мелькают редкие огоньки, и чудятся шаги вахтенных, и срываются в туман запоздалые удары колокола, и сердце замирает от наползающей громадины. Но шаг, два – и корабль исчез, растаял, и глаза различают угол огромного, серого дома, в окнах которого вспыхивает свет. Город просыпается. А вот легкий парусник, покачивается на пенных водах, спешит куда-то вдаль. Мгновенье – и растаял в дымке, а на его месте вырастает красивая колокольня собора.

Надышавшись туманом и свежим морским ветром, она возвращалась в гостиницу, наскоро завтракала в буфете и спешила на конференцию. В первый день с огромным любопытством и вниманием вслушивалась в речи выступающих, пытаясь отыскать ответы на многие интересующие ее, да и не только ее, вопросы. Однако на второй день поняла, что ничего нового для себя здесь не почерпнет. Как на всех городских семинарах, так и на этой – региональной конференции, люди, далекие от практики, пытаются с умным видом рассуждать о пользе тех мифических идей, которые они создали в своем сознании, совершенно не задумываясь о практическом применении и реальной пользе фантазий о преобразовании мира. И ей стало скучно. Утром она отмечалась в списках прибывших, послушно отсиживала до первого перерыва и, часов в двенадцать, потихоньку, незаметно уходила.