Иван Свойняло - Штормовое предупреждение

– Она еще сказала, что ты уж очень неумело изобразил незнание пистолета Макарова.

– Но я в действительности никогда не сталкивался с пистолетами!

Сергей был возмущен, как никогда. Чувство справедливости, заложенное в генах и присущее ему с детства, вырвалось наружу настоящими агрессивными эмоциями. На какое-то мгновение он возненавидел Элен и, спохватившись, неимоверным усилием воли попытался подавить это чувство в себе. Но разве можно что-то скрыть от Насти!

Она взглянула ему в лицо и вдруг обхватила за талию и прижалась к груди. Ее глаза были полны влаги. Пригнуть на шею, как это она раньше делала, не осмелилась – мешал уже немного выдававшийся живот. Она разрывалась между ним и матерью, и он видел это.

– Она хочет, чтобы ты скрытно уехал на некоторое время на север Франции и тайно пожил там, пока она по своим каналам не разберется во всем!

– А ты?! – Сергей уже не скрывал своей ярости. – Я тебя не оставлю! Пошли к ней.

– Сережа, успокойся! Я обещала ей, что ничего тебе не скажу.

Он настаивал:

– Мы уедем вместе! Мы взрослые самостоятельные люди и…

Тут твердость проявила Настя:

– Сережа, остынь! Я останусь! Мне ведь скоро нужно рожать и без помощи мамы в чужой стране нам не обойтись.

Все было сказано таким тоном, что Сергей сразу понял – это решение Настей было детально обдумано. Она, похоже, взвесила все «За» и все «Против». И аргументы в пользу «За», чтобы остаться, показались ей более весомыми. Возможно, что она действительно права.

– Ты ей про монеты рассказывала? – спросил он уже почти спокойно.

Если выбор ею уже сделан, то, значит, так и будет. Он знал Настю очень хорошо. Ее, иногда, если она считала, что она права, нельзя было переубедить никакими доводами. Тем более, что он и сам не до конца был уверен в правильности своего решения об отъезде вместе с Настей. Само решение возникло импульсивно и под воздействием эмоций. Он, конечно, понимал, что ей действительно понадобиться всесторонняя помощь и материнское внимание, но и самому не хотелось быть изгоем, которым управляют, не учитывая его мнения и исходя из собственных соображений.

– Нет. Как и договаривались, я рассказала только о проданной монете и о том, что деньги находятся на твоей карточке.

– И что она сказала на это?

– Ничего. Только удивилась, что такие большие деньги можно было получить за одну монету.

Сергей не стал больше мучить Настю расспросами – пусть все будет, как будет. А со своей стороны приложит все усилия, чтобы Элен не догадалась, что он в курсе ее взаимоотношений с дочерью.

Он обнял Настю и стал целовать ее в щеки, в закрытые глаза, в ее послушные упругие губы. Внезапное желание изголодавшегося мужчины захлестнуло его, и она, поняв это, больно стукнула кулачком по его груди:

– Сережа, мама запрещает, но я приду к тебе вечером!.. Мне пора.

Они с трудом разомкнули объятия, и раскрасневшаяся Настя неслышными шагами исчезла за дверью. Он еще некоторое время сидел, слушая, как учащенно бьется его сердце, а затем поднялся и ушел к себе. У него сегодня еще были занятия по стрельбе.

Утром на завтраке присутствовали все. Причем Элен и Настя, что было необычно, пришли на завтрак вовремя.

Хозяйка дома была удивительно спокойной и безмятежной, все ее движения выглядели выверенными и гармоничными. За время завтрака она ни разу не посмотрела на Сергея, и он ей был в душе благодарен за это. Он боялся, что его собственные глаза выдадут – в его душе постепенно зарождалась неприязнь к этой женщине.

Настя, наоборот, была необычно взвинчена, казалась взволнованной и суетливой. Каждые несколько минут она бросала лихорадочный взгляд на Сергея и в ее горящих глазах он, кроме любви и явного желания находиться с ним рядом, ничего другого не видел. Распухшая от вчерашних поцелуев нижняя губа слегка оттопыривалась, и это придавало ей несколько обиженный и забавный вид.

За столом царило взаимное молчание. И Сергея это даже устраивало – не надо было напрягаться, чтобы перед тещей в очередной раз показывать свой ум и умение поддерживать светские разговоры. Тишину столовой лишь нарушало периодическое звяканье вилок.

Только в конце завтрака, Элен, вытерев салфеткой губы, обратилась к Сергею:

– Сегодня Жан отвезет тебя к Эйфелевой башне. Оттуда ты должен сам в течение дня добраться сюда домой. Такси не использовать – передвижение только пешком и общественным транспортом. Любая помощь исключается.

Он, как и она, тоже вытерев губы салфеткой, поднял на нее свои пронзительные серые глаза и, стараясь говорить спокойно и весомо, ответил:

– Хорошо. Я постараюсь.

Она подозрительно посмотрела на него – не насмехается ли он – и добавила:

– Денег, оставшихся от вчерашних покупок, тебе должно хватить. Удачи тебе.

Он сознательно не поблагодарил ее, медленно встал из-за стола и вышел, стараясь идти неторопливо, как это делает уверенный в себе человек.

Впрочем, он тут же поймал себя на том, что зря рисуется перед ней. Женщина она проницательная и знание ею лишних его слабостей добра большого в их взаимоотношениях не принесет. Чего скрывать, он недолюбливал ее, но в тоже время ему где-то глубоко в душе хотелось, чтобы она относилась к нему серьезно и уважительно.

Во дворе ожидавший Жан нетерпеливо прохаживался вокруг машины и, увидев Сергея, зло сверкнул глазами. Как всегда, дико всклокоченные волосы у него изображали что угодно, но только не прическу. Сергею так и хотелось съехидничать: «Что за стилист придумал у вас во Франции это русское воронье гнездо?»

– Бонжур! – Сергей не изменял себе и поздоровался первым.

Француз хмыкнул что-то про себя, но, как и вчера, ничего не ответил. «Ну и черт с тобой!» – разозлился Сергей, поудобнее устраиваясь на сиденье автомобиля. Для себя он сегодня наметил решение нескольких вопросов, и поездка с центра Парижа до особняка Элен – второстепенная задача. Он уже не сомневался, что с нею справится.

Главное – совсем другое. Находясь в заточении у Элен, они потеряли связь с Родиной. А вести оттуда должны были быть обязательно! Он их ждал с нетерпением! И сегодня у него появлялась возможность проверки их наличия…

Во-вторых, он не чувствовал надежности в своем пребывании в доме Элен. Он здесь нервничал. Все время было ощущение, что что-то произойдет не так, как нужно. Рядом не было людей, которые бы улыбались искренне и доброжелательно. У каждого из здесь живущих был свой закрытый от посторонних глаз мирок. Если сказать язвительно, то в доме было сожительство особей, обособленных индивидуальностей, удерживающихся между собой только определенными рамками этикета и субординации: повар занималась изготовлением пищи, дворник – обустройством сада, охранник – эскортными услугами. И во всем этом абсолютно отсутствовало чувство семьи, чувство локтя близких людей, чувство коллектива. Хотя, может быть, он еще не во всем разобрался, да и они, наверняка, к нему присматриваются…