Наталья Волохина - Уж на сковородке, или Слава богу, вынужден жить!

– Вот, душевное – не надо. А рэп, то есть, частушки, для развлечения, чтоб отдыхали, не думали ни о чем, не заморачивались.

– НЕ думали! – закричал Ваня, – так они и так ни о чем давным-давно не думают. За то и в Аду горят! А от морока их даже муки ваши адские не избавляют, куда уж еще?!

Тут Ивану озарение было, Господь, видно, его наставил.

– Мы, Машенька, сейчас этот чертов вертеп разорим, уничтожим! Вот зачем нас сюда послали.

Бесы забеспокоились, стали тыкать кнопочки разные, санитаров и охранников вызывать. Иван заторопился. Поцеловал любу свою в последний раз, взял за руку:

– Давай, Марьюшка, как всегда, вместе.

И дали вместе – чисто, на два голоса: «Богородица Дева, радуйся!..». Черти запрыгали, как на сковородке, завизжали на своем бесовском, забормотали, потянули копытца к паре поющей. Но тут огонь с небес обрушился и накрыл всех разом.

Очнулись Иван да Марья утром ранним на серебряной росе, на траве-мураве, у околицы родного села. Рядом лукошки с малиной стоят, малиновая заря занимается и звон Малиновый к Заутрене.

Собрались как-то вместе Юродивый, Кликуша и Убогий и стали друг перед другом рассуждать, кто кого юродивее, кликушее, убожее.

– Я как начну юродствовать, враз все видят – юродивый! Ж-а-а-а-лко им меня дурака, отроду малоумного, подадут копеечку.

– А я как зачну канючить: «Подайте убогому, неимущему, скудному, нищему, нужному!», – они сразу видят, какие они здоровые, умные и, хоть при каких-то, деньгах, мне пятачок дают.

– Эх, вы! Копеечку, пятачок! Я как начну кликушествовать, неистово в истерике биться, они рады мне рупь серебряный дать, только чтоб с глаз долой или замолк.

Замолчали уважительно Юродивый с Убогим. Потом сообразили мужички на троих и выпили с удовольствием, с удовольствием закусили.

– М-да-а-а, – сказал мечтательно Юродивый, – что теперешняя копеечка? Вот, раньше, подаст Царь копеечку – неделю сыт.

– Верно-верно, – подхватил Убогий, – еще же себя и виноватым перед тобой чувствует. Не то, что нынешние, ни стыда, ни вины, ни совести. А на пятачок ихний только паленой водки и купишь.

– Потому, кликушествовать – верное дело, – заметил авторитетно Кликуша, – они-ж только бесов и боятся, хоть сами и бесы, в большинстве.

Побеседовали еще немножко душевно за жизнь, завернулись в лохмотья, укрылись пледиками финскими и спать легли.

У кого сон, у кого бессонница. Счастлив убогий да нищий, нет добра и беспокоиться не о чем, а богатому забота, хоть кликушей кричи. Собрались вместе в ночи три богатых мужика и стали друг другу на жизнь жаловаться.

– Ох! Как бы мне удачненько вложиться на кризисе? Толкал сегодня, как бы, речь в Думе, так один боярин думский кричать стал, как на Вече, что такой, мол, рассякой. Не юродствуй, дескать, Родина в опасности, в трудную годину, враг, то да се.

– Сиры мы да убоги, наги, только о других и печемся, а благодарности ни на грош, – пьяненько залился мужичок в чиновничьем галстуке.

– Ты чо, братан? Не на работе перед телекамерой и камера тебе пока не маячит, – заржал жеребцом крепкий, лысый мужик, – перед вертухаями будешь потом корки мочить. Хотя, меня тебе не переплюнуть. Я нынче на предвыборном митинге в таких припадках бился, Кащенко отдыхает.

Потолковали еще немножко о трудах своих тяжких, девок вызвали, да и «спать» пошли.

Но не только богатые мужики бессоницей маялись. Не спали в квартире одной, малогабаритной, в спальном районе.

– Что за копейки ты мне суешь, убогий! На паперти больше подают. Это тебе за твои два института доплачивают? – юродствовала Жена.

– Зато крест на мне, хоть сир я и наг, а не украл ни у кого и ближнего не обидел, – поскуливал Муж.

– Нашел чем гордиться! – истерично закудахтала Теща. – Ты о чем думал, когда женился на красоте такой, примак несчастный! – Так заголосила, что кажись еще миг и упадет да забьётся в падучей.

Поголосили еще маленько, но уже больше для порядку, выпили кто где (Муж в туалете из кальсон чекушку достал, Жена в ванной из аптечки свой НЗ нозепама, Теща у себя в комнатке из тумбочки фунфырик с корвалолом) и спать легли.

Угомонились все, наконец, заснули. Легче и спокойней всех спали Юродивый, Убогий и Кликуша.

– Дедушка! Почему здесь так плохо пахнет?

– О! Это очень давняя история! В одной семье родился мальчик…

– Знаю! Знаю! В другой – родилась девочка, а потом они выросли и поженились. Но пахнет здесь противно почему?

– Не было никакой девочки. Я и рассказываю про «пахнет». Ты просто не слушаешь.

– Слушаю-слушаю, говори!

– Так вот, в одной семье родился мальчик. Как его звали, уже никто не помнит. Помнят только, что он любил носить все коричневое. Его родители тоже любили пастельные тона, и маме его, рыженькой, теплые, золотистые оттенки визажист советовал, но у Мальчика с коричневым постоянно всякие казусы случались. Нарядятся все мальчики из класса на Рождество белоснежными ангелами и начнут «Аве Мария» петь, а Мальчик так своими коричневыми крыльями и «коричневым» голосом из хора выделяется, что всякая благость пропадает. Или придет к самой красивой девочке из класса…

– Ага! Девочка все же была!

– Была и не одна, но они тут ни при чем. М-да, так вот, придет он к ней (такой розовенькой, в розовеньком платьице, с розовеньким бантом) на день рождения, подарит коричневые шоколадные конфеты, сядет в своих коричневых брючках, коричневой рубашечке, коричневых носочках, коричневых ботиночках в самое коричневое креслице и сидит там весь вечер, ни с кем не разговаривает, не танцует, торт не ест. А все мальчики и девочки в голубом и розовом неловко себя чувствуют, будто что-то не так сделали. Да что там, неловко, прямо скажу – дерьмово себя чувствовали.

Или вот еще, подарят Другому мальчику самолет, машинку радиоуправляемую, все бегают, играют, хвалят да радуются, а этот Мальчик губки скривит, личико отвернет – сразу видно, что машинка так себе, ничего особенного, и самолетик ему вовсе не интересен. Ребятишки кругом все тише-тише восторгаются, а потом и вовсе поскучнеют и разойдутся. Машинка с самолетиком останутся одиноко на ковре тосковать.

С Дедом Морозом вовсе конфуз вышел, какого не бывало с Начала времен. Пришел он к детям на елку, подарки принёс, сам осанистый, зычный, краснощекий, веселющий. Дети за ним вприпрыжку вокруг елки бегают, песни поют, стихи читают, конфеты из мешка таскают, в игры играют, хохочут. Тут заметил Дед Мороз, что мальчик один сидит в сторонке, на коричневом стульчике, сандаликом бежевым пол ковыряет. Непорядок.