Антонина Дельвиг - Героин

Маруся проследила за его взглядом. Действительно, две молоденькие тайки, сидевшие за стойкой справочной, буквально прыскали в ладошки, глядя на высокую девушку.

– Ну и ладно, – пробормотала Маруся. – Слава богу, не навсегда… Кажется, это наши чемоданы.

Она поискала глазами носильщика, но не обнаружила никого похожего. Подошла поближе к поскрипывающей ленте транспортера. Придется самой. Арсюше пока нельзя поднимать больше килограмма, причем, строго-настрого, что на деле очень сложно соблюдать, ведь даже обычный графин с соком тяжелее, и об этом надо постоянно помнить. Практически же ему можно брать в руки только чашку, тарелку супа или книгу, да и то не слишком большую. Не энциклопедический словарь, например. Пришлось даже поменять его обожаемый компьютер на новый – маленький Sony, размером с небольшую книжку. Можно было купить и совсем крошечный – рядом в витрине стояли очень хорошенькие компьютеры, буквально игрушечные, Маше они так понравились, но братец ни в какую не соглашался, уперся намертво, заявив, что ему вполне достаточно дуры-сестры, и без тормознутого компьютера-идиота он уж как-нибудь обойдется. Потом долго еще жаловался на чудовищную, по его словам, потерю мощности.

Наконец Маруся сдернула с транспортера подъехавший чемодан. Со вторым ей помог какой-то мужчина. Она поблагодарила и отправилась на поиски тележки. Арсений тем временем успел уже достать из своего чемодана пижонскую трость – старинную, из темной вишни с серебряным набалдашником, выполненным в виде змеиной головы с рубиновыми глазками – очень дорогую, купленную в Париже на аукционе, и теперь придирчиво ее осматривал: он всю дорогу волновался за ее сохранность. В самолет с тростью не пустили, сказали, что по существующей инструкции подобную вещь положено расценивать как холодное оружие, мол, теперь с этим очень строго. Пришлось сдать драгоценность в багаж. Хорошо хоть на его компьютер не посягнули, иначе с братцем точно приключилась бы истерика.

Колесо тележки поскрипывало и застревало, приходилось делать усилие, чтобы толкать ее вперед, но не идти же теперь за другой… Арсений, прихрамывая, важно вышагивал рядом, по-петушиному надменно поглядывая вокруг. В черных джинсах и черной же рубашке, с разобранными на прямой пробор длинными светлыми волосами, с антикварной тростью в руке – он разительно отличался ото всех окружающих, как чужестранцев, так и единоплеменников. Вокруг сгустилась толпа встречающих, и Маша внимательно смотрела по сторонам; нет ли у кого таблички с их фамилией в руках – она оплатила проезд до гостиницы еще в Москве, чтобы не дай бог не потеряться в чужой стране.

– Постой-ка здесь с вещами, – наконец попросила она брата. – Я схожу поменять деньги. В крайнем случае, возьмем такси.

Полученную пачку разноцветных банкнот – они назывались баты – положила прямо в сумку, в кошелек деньги все равно не влезали, ни по размеру, ни по объему.

– Ну что ж, – нерешительно пробормотала Маруся. – Выходим?

– Да уж пора бы, – насмешливо отозвался брат. – Смело вперед! Кстати, рекомендую снять тележку с тормоза, так будет проще катить.

Маша смущенно охнула – в самом деле, какая глупость! – после чего дело пошло на лад. Она на большой скорости преодолела стеклянные двери и остановилась снаружи.

Вот теперь они точно оказались в парилке. Даже зная, что будет жарко, все-таки, не предполагаешь, что настолько! Тем более что подсознательно ожидаешь – на улице, конечно, будет попрохладней, не так, как здесь, в душном помещении, где буквально уже нечем дышать, весь опыт предыдущей жизни подсказывает тебе это. Ну не привык ты, выходя из дверей дома, сразу попадать в сауну! Особенно, если на дворе зима. Солнце сияет с такой силой, что даже мысли, кажется, начинают пробуксовывать. С непривычки. Маруся совсем растерялась.

– Давай, давай, двигай дальше, – в свойственной ему грубоватой манере подбодрил брат. – Мы закрываем собой весь проход. И кстати, «Пизарефф», это не про тебя ли? – добавил он, тростью указывая в сторону стоящего на самом виду тайца одетого в темный европейский костюм с голубой рубашкой, в руках у него была табличка с этой странной надписью. – Потому что я точно пока еще Писарев. Арсюша Писарев, и будьте любезны…

– Ой, да! – обрадовалась Маша. – Молодец! Я бы, наверное, не догадалась…

– Ну, еще бы, – хмыкнул брат.

Маша помахала не по погоде одетому тайцу. Тот, поняв, что они именно те, кого ему должно встретить, в ответ радостно заулыбался и несколько раз указал в сторону, куда надо идти, очевидно, опасаясь, что иначе они не поймут. Ухватив тележку, резво покатил ее в указанном им самим направлении.

Машина оказалась серебристой «японкой» не первой молодости каких и в Москве полно, кондиционер работал на полною мощность, но нельзя сказать, что от этого внутри было прохладней – так разве что, на пару-тройку градусов. Оставалось лишь предполагать, каково показалось бы здесь без оного. Водитель захлопнул багажник, сел за руль и завел мотор. Машина тронулась, осторожно выруливая с парковки. С зеркальца, покачиваясь в такт движению, свисала гирлянда из живых цветов, желтых, оранжевых и белых, на приборной доске застыл маленький бронзовый Будда. Музыка по радио звучала соответствующая, восточная, но на современный лад, от того даже еще более странная. На потолке золотой краской выведены какие-то загадочные знаки, неаккуратно, будто кто-то мазал пальцем – очевидно какой-то погруженный в свои мысли буддистский монах, которому доверили освятить машину, ну, не до того ему явно было, вот он так и напачкал. Под задним стеклом помещалась странная какая-то вещица неясного назначения – не сразу дошло, что это просто коробка с салфетками. Уж больно похожа на маленький гробик для какого-нибудь домашнего питомца, усопшего хомячка или, может, птички: обтянутая ярким желтым шелком, с черной оборкой по краю, сверху отделанная тесьмой прорезь, откуда утомленный пассажир может достать себе салфеточку, дабы промакнуть обильный пот. Предмет роскоши, не иначе. Равно как и две голубые подушки с малиновыми шелковыми кистями по сторонам этого желтого гробика.

Арсений тем временем начал уже изучение тайского. Шофер, по началу державшийся настороженно, теперь расслабился и с готовностью переводил требуемые слова – те немногие, которые он знал по-английски. Братец повторял за ним, очевидно, сильно коверкая, потому как таец от души, по-детски хохотал, поправляя снова и снова, в общем, в машине стало по-настоящему весело. Маруся довольная уже тем, что несносный подросток, если и донимает своими глупостями, то, по крайней мере, не ее, спокойно смотрела в окно.

Невысокие горы вокруг покрыты густым лесом, над кромкой сочной зелени – торчащие под разными углами заломы гигантских рваных листьев банановых пальм, там и сям проглядывают кроны каких-то буйно цветущих деревьев: все совсем другое, не такое, как у средиземного моря, а уж тем более, на российской равнине. Тоже вроде лес, да выглядит как-то совсем иначе – этот тропический дождевой лес. Ехали минут сорок, дорога петляла вдоль берега моря, изрезанного глубокими заливами, и такие порой открывались заманчивые виды, что перехватывало дух! Маруся только опасалась, что все самое красивое они уже проехали. Но нет, бухта, в которую они, наконец, свернули, оказалась ничуть не хуже – да что говорить, она оказалась просто великолепной! Узкая дорога, обсаженная ухоженным цветущим кустарником, вывела к самому берегу, где раскинулась удивительной красоты большая двухэтажная вилла, в архитектуре ее причудливо смешались восток и запад. Поросший лесом островок украшал собой залив, будто его туда кто намеренно поставил – на таком идеальном расстоянии от берегов он был. Картинка! Да нет, конечно, как можно сравнивать… гораздо, гораздо лучше, чем любая картинка!