Мария Норд - В поисках Авалона

– Ваш канонир, – представил его мне Роберт.

– Нэвиль Гейл, – человек повернулся ко мне и как-то неуверенно протянул руку. – Унтер-лейтенант в отставке.

– Алан Шайн, капитан-лейтенант, – я уверенно пожал его руку. – А где Вы служили? – поинтересовался я.

– «Маргарита», – ответил он. – Капитан Говард Кирксвуд.

– Я у адмирал Паркера, «Фортитуда».

– Но мы, наверно, не пересекались, – улыбнулся он.

– Не могу знать, – я пожал плечами. – Я никогда не помню лиц.

– Но я бы Ваше запомнил, – учтиво ответил он. – Но рад буду находиться под Вашим командованием.

Не особо желая сейчас переходить на любезности или воспоминания о службе, я отдал несколько распоряжений, после чего занялся своими делами.

Из Плимута мы вышли 15 июня 1784 года, взяв курс строго на запад. Однако спустя четыре дня после начала нашего похода поднялся сильный противный ветер и, ввиду того, что нам негде было встать на якорь и его переждать, нам пришлось взять курс на юг, на Азорские острова. Брайан далеко не с удовольствием поддержал наше единодушное решение, но всё же через некоторое время препираний под заливающими палубу волнами, он вынужден был согласился с Робертом и отдать приказ о смене курса. Спустя три дня шторм прекратился, и мы смогли бы продолжить наше продвижение на запад, однако в этот раз уже Говард начал убеждать Брайана продолжить курс на Азорские острова.

– Нам нужно определиться с курсом, в конце концов, – заявил он на одном из совещаний в капитанской каюте. – Ты ведь не знаешь, куда двигаться.

– У нас был курс, – возразил Брайан. – Мы могли двигаться строго на запад.

– И куда именно? – парировал Говард. – Мы, вообще-то, отошли уже от того места.

– Алан видел белый корабль, который уходил на запад, – ответил Брайан. – Мы могли бы изначально последовать за ним, пусть даже через шторм. Может, это был наш шанс найти Авалон?

– Может, – фыркнул Роберт. – Только ты ж хотел при жизни его найти. Так-то в шторм мы все могли махом на него отправиться. Потом, смотри сюда. Нас несколько дней изрядно трепало. Эт благо крупных повреждений нет. Но умнее будет осмотреть корабль перед дальнейшим походом.

Я готов был поспорить, что Брайан так и не согласился с мнением Роберта или Говарда. Я не стал влезать в разговор, так как и без того был того же мнения, что и наш боцман, и лишний раз сообщать об этом Брайану не хотелось. Более того, хоть здравый смысл мне и твердил, что я делаю правильно, соглашаясь с Робертом, почему-то мне казалось, что Брайан тоже был прав. Может, мы бы и достигли Авалона? Кто знает, вдруг этот остров окружён штормами? Мне доводилось бывать в таких местах, где бури не стихают годами и это в определённом плане оберегает подобные земли от вторжения извне. Может, Авалон, если он существует, представляет собой именно такое место?

Впрочем, сейчас нас занимали куда более насущные вопросы, в том числе и обучение некоторых членов команды, человек семи, владению клинковым и стрелковым оружием, за что отвечал я. И по три – четыре часа в день я честно посвящал время этому делу, обучая так называемых новобранцев всевозможным приёмам рукопашного боя, умению владеть саблей, и объясняя принципы действий при абордаже как со стороны противника, так и с нашей.

– Учи их пока на клинках, – советовал Роберт. – Порох не тратьте.

– Прикажешь из рогаток? – усмехнулся я.

– Да им что мушкеты, что рогатки, – хмыкнул он.

– Сам команду набирал, – заметил я.

– Я нормальных брал. Тут частью ещё твоих два дружка, – парировал он.

– Ну, что есть, – отозвался я, чистя мушкет.

За всё время, пока мы шли к Азорским островам, Роберт не единожды проклял свою судьбу и конечности и содержание черепов тех, кого пригласил Брайан или кого позвал я, и кого он называл матроснёй.

– Бака от юта не отличают, – бурчал он, наблюдая за Лэхри и Патриком, неумело ставившими грот-марсель на курс бакштаг. – Сейчас ещё весь такелаж пообрывают. Ну, куда вы его тянете?! – заорал он, не выдерживая. – Крепите, болваны!

Я не стал вмешиваться.

Южные моря встретили нас теплым свежим ветром и чистым безоблачным небом, с которого словно обрывались золотым потоком солнечные лучи. Отступив от своих офицерских замашек появляться перед начальством при полном параде, я, наконец, вняв подколкам и насмешкам Роберта, который не забывал дружески подшучивать надо мной, когда я не смел приблизиться к капитану, не поправив воротник и не застегнувшись на все пуговицы, выбрался на палубу без сюртука и треуголки. И впервые за всё время моих хождений по морям я вдруг понял вкус настоящей свободы. Мы не выполняли приказ, мы шли туда, куда хотели, и, даже имея строго определённые обязанности, я не обязан был соблюдать все ещё недавно казавшиеся мне такими естественными формы обращения, приветствия и прочих элементов, которые я соблюдал на службе. Это было поначалу странно. Мне, едва я ступил на борт, всё время хотелось вытянуться по струнке и, приложив руку к голове, отрапортовать Брайану, когда он приглашал меня к себе по какому-либо вопросу. Роберта это забавляло, Брайана удивляло, а я изо всех сил пытался внушить себе, что могу этого не делать. Таким образом, появиться на палубе без сюртука и ненавистного головного убора, уже было для меня достижением.

– Делаешь успехи, – Роберт со всего размаху хлопнул меня по спине. – Наконец.

– Внял совету, – отозвался я, занимаясь осмотром крепления орудий.

– Тогда внемли ещё одному, – произнёс Роберт, облокотившись о фальшборт и наблюдая за моими действиями. – Скоро встанем на якорь в Вила-ду-Порту. Я там ромом запастись хочу. Дешевле, чем в Англии. Не впадай в искушение по поводу фруктов. Или заливай ромом.

– Понял, – ответил я.

Роберт ещё мгновение постоял, словно намереваясь что-то сказать, но, передумав, ушёл заниматься своими делами.

Ещё пару дней мы продолжали идти в сторону Азорских островов, увлекаемые всё тем же свежим норд-норд-остом. Я проводил на палубе почти всё время, спускаясь в трюм лишь за редким исключением или на период сна. После северных морей и ледяных ветров было невыразимо приятно прогреться в лучах тропического солнца, так что угнать меня с палубы было почти невозможно. В итоге, на подходе к Азорским островам, я свалился с солнечным ударом.

Очнулся я уже в душном трюме, в своём гамаке, притом первое, что я увидел – были взволнованное лицо Генри и ухмыляющаяся широкая морда Роберта. Скажу отдельно, что увидеть склонившегося над собой Генри и не принять себя за умершего, к которому является ангел, дабы проводить в мир иной, было сложно. Генри, белокурый и голубоглазый юнец, прозванный боцманом Херувимом, помощник нашего судового врача, был одним из самых молодых членов экипажа. И я был не первым и не последним, пытавшимся произнести молитву, когда после очередного ранения или лихорадки, приходя в себя, видел над собой его лицо.