Лайм о'Некк - Протухшие сумерки. Сборник мужских рассказов

Оставляя меня на дежурство, Виталий Гаврилович напутствовал:

– Ты сегодня с Людмилой дежуришь, аккуратнее. Она с Семеновым из 327 палаты часто стала уединяться, а у него хламидиоз.

– Я тебе там коньячку в холодильнике оставил, а вообще, Марина хорошая медсестра.

Это его напутствие я несу через всю свою жизнь: «злоупотребление алкоголем накануне не может быть оправданием для опоздания на работу». И продираясь в шесть тридцать утра в понедельник через пьяный туман тусклого глаза, мысленно возношу ему благодарность.

На Новый год он подарил мне бутылку водки «Праздничная» московского завода «Кристалл». Вещь по тем временам дефицитная. После новогоднего корпоратива в отделении я с подарком отправился в переполненном троллейбусе в сторону дружественного общежития, навестить знакомых девушек. Мне повезло ехать сидя. Вокруг толпились люди. Рядом сидел колоритный мужик с пышными усами. Разговорились. Он оказался из Владивостока, приехал к родственникам на праздники. Охотно согласился выпить. Достал домашнего копчения лосося, которым мы стали закусывать. Вскоре к нам присоединился еще один мужчина, висевший одной рукой на поручне, потом еще один. Мы пили за Новый год, за Москву, за Владик, за Виталия Гавриловича и его водку, за что-то еще бесконечно важное, но сразу забывшееся. На прощание я получил в подарок очередного копченого лосося. Девочки остались довольны.

Сейчас, уточняя подробности о войне за независимость в Алжире, я узнал, что Советский Союз в то время поддерживал Фронт Национального Освобождения Алжира, а не Французскую колониальную армию. Возможно, французы в палатке были пленными, или Виталий Гаврилович сам попал к ним в плен.

В ординатуре у меня был дружок – Костя. В госпитале он работал эндоскопистом. Однажды я увидел у него коллекцию предметов, извлеченных им из мужских задниц. Чего там только не было. Кстати, единственное, чего там не было, это фаллоимитаторов. Все остальное было, включая зубные щетки, крем для бритья, дезодоранты и огромное количество разнообразных шампуней. Как они попадали внутрь, остается загадкой. В том смысле, что их размеры были явно больше, чем средний анус. Отдельно Константин коллекционировал объяснения новоявленных содомитов. «Я зашел в ванную, поскользнулся и сел на дезодорант». «В теплой ванной я расслабился и задремал. Незаметно смахнул рукой пузырек с шампунем, который заплыл в меня».

Мы неоднократно анализировали состав коллекции и решили, что все-таки надо пользоваться фаллоимитаторами. Благодаря расширенному основанию их всегда можно самостоятельно извлечь, даже если они незаметно подкрадутся к вам сзади и внезапно подпрыгнут.

Кроме рабочих в наш госпиталь могли попасть и обычные люди, и даже необычные. Например, почетный сопредседатель Российского дворянского собрания. Самой заурядной внешности и вполне обычных манер, первые дни своей пневмонии он тихонько лежал в палате. На четвертый день почувствовал себя лучше, пошел в буфет завтракать. И сразу скандал. Я как раз в это время открывал пакет с красным, когда он ворвался в кабинет заведующего, размахивая тарелкой с завтраком.

– Это безобразие, издевательство над свободной личностью. Попрание этических и моральных норм.

– На крепостных так будешь орать, – громко подумал Виталий Гаврилович, а вслух спросил:

– Что случилось?

– Вы только посмотрите на это!!! – махал он перед нашими носами тарелкой.

Ничего необычного там не было. В тарелке, до краев заполненной овсяной кашей, аккуратно лежали желто-коричневый брусочек омлета, кусок белого хлеба, кружок масла и два кусочка сыра.

– Все правильно, – спокойно рассматривал завтрак Виталий Гаврилович, – каша, омлет, бутерброд с сыром.

– Но ведь это все лежит в одной тарелке!

Ну что ты с ним поделаешь!? В другой раз в борще он обнаружил волос. Опять скандал. Ну, волос и волос, вытащи, оближи и ешь борщ дальше. К тому же это наверняка был волос Раздивилова. Раздивилов был нашим интерном. Когда меня спрашивают про сериал «Интерны», я отвечаю: «Всё неправда, в жизни не видел таких грамотных интернов». Раздивилов отличился, ещё работая фельдшером на «Скорой помощи». Взяв бомжа из сквера, не смог довезти его до больницы живым. Чтоб не тратить зря время, оставил труп на улице. В принципе все правильно сделал. Действительно, столько мороки труп по скорой оформлять. Только надо было его не на ходу из машины на Ленинском проспекте выкидывать, а аккуратно где-нибудь в тихом дворике сгрузить. Это заметили из проезжающей машины и вызвали милицию. Каким-то образом он не сел и даже закончил институт. К больным его не допускали, и он проводил большую часть времени, помогая буфетчицам раздавать пищу, очень ловко орудуя двухлитровым половником, ополовинить который он мог одним глотком. Себя он считал потомком Литовского княжеского рода и вел свою родословную от времен Великой Римской Империи. Так что ничего зазорного одному дворянину получить в обед клок волос другого.

В наш госпиталь постоянно приезжали какие-то студенты на практику.

Приехали и из Ирландии. Три рыжих девушки с удивленными глазами и нескладными фигурами. Русского они не знали совсем, и я стал их гидом и переводчиком. В один из дней, готовясь к обходу, я заметил отсутствие своего стетоскопа на обычном месте.

– Кто взял мой фонендоскоп? – поинтересовался я у коллег.

Коллеги независимо молчали, ирландки глупо улыбались, не понимая ни слова.

– Друзья, оглянитесь вокруг себя, никто не видел моего фонендоскопа?

Молчание. Мой монолог начал меня раздражать.

– Какого х***, кто сп***ил мой фонендоскоп!!?

Сразу же произошли два значимых события. Ординатор Юра подскочил на месте, вытащил из кармана мой фонендоскоп и поскакал ко мне, держа его перед собой как штандарт. А мои землячки вдруг перестали глупо улыбаться, покраснели и опустили глаза. Великая сила русского мата пробивается даже через языковые барьеры.

Другая практикантка, Алиса Линдгрен, была поданная Шведской короны. Её мать в середине восьмидесятых вышла замуж за шведа и уехала из СССР. Девочка родилась в Стокгольме, но русский язык знала неплохо. Повадки у Алисы были очень непривычные для нашего циничного коллектива. Однажды она потерялась. Ее не было в госпитале более четырех часов. Когда Алиса вернулась, я поинтересовался, что происходит, и где она была.

– Мне взгрустнулось. Ведь это родина моей мамочки. Я убежала в парк и бродила по его тенистым тропинкам, перебирая руками веточки, к которым, быть может, прикасалась моя бабушка.

– Четыре часа?

– Я не следила за временем.