Ольга Виноградова - Праздник юаньсяо. Старые и новые истории из моей китайской жизни

Я не знаю, когда и как мы расстанемся. Я так боюсь этого – что, вероятно, постараюсь осуществить как можно быстрее. Мы расстанемся, и ты никогда не забудешь меня, и будешь всю жизнь писать мне старомодные письма, разглядывая мой осыпающийся образ в подзорную трубу своей памяти. А моя память устроена так, что она вырывает целые листы моей жизни, целые годы, стирает лица – если было что-то травматичное. И я забуду тебя абсолютно и непоправимо, буду помнить только эти сверкающие туфли, я отправлю их в вечность, в космос, в невесомость будущего…

…Честно говоря, я и правда думаю, что это лучшая в Шанхае (а то и во всем Китае!) обувная мастерская. Они работают и в выходные, и в праздники. Позже скажу вам адрес. Её владелицы – они же и работницы – две женщины. Они дополняют одна другую: одна мягкая, холеная, веселая, с модной косичкой, вторая хриплоголосая, напористая, нос длинный, мало похожа на китаянку. Они смотрятся в сияющие носы твоих ботинок, как два факира в свой волшебный шар, видят там своё блестящее будущее…

Увидев нас, они распахнули глаза и рты, всплеснули руками, залопотали что-то хором: откуда да почему, да на сколько, а потом сконцентрировались на мне: – О! Hen piaoliang 8 8 Очень красивая (кит.) ! Красавица! Но я тоже не лыком шита: и вы тоже ещё какие хорошенькие, говорю – знаю, как здесь ответить на комплимент.

Ты извлекаешь туфли – и стороны приступают к переговорам. Здесь нарастить, здесь заменить, здесь припаять каким-то новым способом, а вот тут у нас представлены образцы материалов, – а цена такова, что можно за эти деньги слетать на луну – девушки смотрят на тебя испытующе, ты почти не удивлен, но под моим давлением решаешься лишь на одну пару. Вторую пару, которую ты чинить не собрался, они предлагают у тебя купить. Ты что-то высчитываешь – говоришь цену, я икаю, но перевожу. Такого счастья им не надо. А вы посидите, мы прямо сейчас все и сделаем. Хриплая девушка в чистом фартуке приступает к работе на новой мигающей огоньками машине, станок пищит, стучит, гудит, щелкает, получается ритмично – прямо музыка. У китайцев абсолютное чувство ритма, абсолютный слух. Если бы не животный запах жжёной кожи – было бы мило. Мы садимся на диванчик, ты обнимаешь меня – чем не семейная пара, плюшевый плед, подушечки, несколько снимков. И вот подошвы обновлены – рельеф прямо как крокодиловая кожа, каблуки надменно заточены, носы ослепляют. Теперь в них отразились и мы: мое белое лицо и твое черное, твой круглый красивый нос, моя бледная скула, прядь волос, накрашенные губы.

Ты спутал сюжет, мой принц, это моя, моя должна быть туфелька, ты должен был надеть её мне на точёную ножку… Но ты прижимаешь ботинки к груди, твои сокровища – а я так и остаюсь сидеть верхом на тыкве где-то на полночной улице…

Нам так понравилась их работа, что мы отдаем и вторую пару, я торгуюсь за скидку. Придем за ней уже завтра, хочется в музей.

Но о бронзе – в другой раз, о ботинках – завершающий аккорд.

…Назавтра мы приехали рано, до завтрака. На улице пахло чем-то свежескошенным, незнакомым, а ещё мочой, мясной пищей, жасмином, орехами – а вот и знакомый дух палёной кожи… Дверь была прикрыта, но не заперта. К нам вышла кругленькая женщина, умытая и с макияжем, в белой рубашке. С антресолей (в Китае так часто живут, прямо в мастерских) свешивалась немного заспанная, с голыми плечами, её хриплая подруга, приветливо улыбаясь и помахивая нам рукой.

– Chi fan le ma? 9 9 Уже ели? (кит.) – спросила меня кругленькая.

– Нет ещё, – я ответила. – Сейчас идем. А вы завтракали?

– Нет, мы как раз собираемся. Давайте с нами, – она приоткрыла занавеску, и я увидела стол, на котором стояла кастрюлька с супом из тофу и тарелка с пирожками-баоцзы.

Вторая активно кивала сверху.

– Спасибо, мы пойдем, – сказали мы, унося очередную красиво упакованную блестящую пару ботинок.

Хотя как хорошо было бы вместе с ними позавтракать!

Я призналась тебе, что влюбилась в них.

– Да, – кивнул ты. – Я тоже impressed 10 10 Под впечатлением (англ.). . Бизнес. Эти женщины знают своё дело. Ну пойдем, поищем, где есть кофе и омлет.

…О, Шанхай. Мой покровитель. Мой судья. Расставляющий всё по своим местам. Страшный суд Шанхая, рай исхода…

Я скоро вернусь. Я вернусь, хотя, возможно, ещё и не уехала.

Каскадный водопад. Стекающая вода покачивает полуотесанные тяжелые валуны. Улица, обсаженная отдавшимися осени платанами… А повыше, у подножия нашей горы – арка ворот «Начало неба», вокруг которой разбежались восхитительные маленькие сосны…

Уже вечереет. Хочется посмотреть на реку. Оставив велосипед, ступаю по мостику. Полувысохшая, речка шумит фантомным шумом, вспоминая свою полнокровную молодость и бурную жизнь. Ивы развеваются на ветру, который пришёл с ледяной вершины горы. Рыбаки – там, внизу, где ручей поглубже, – ежатся, поправляют удочки с красно-зелеными светящимися поплавками.

…И вот уже в полной темноте я захожу в кафе – там ещё звучит голос минувшего дня. Народу хватает – и мне пока ничего не несут. Двое у окна уставились на меня – типичные южане, один худой такой смуглый старик в белом пиджаке и пижонских туфлях, второй помоложе, с бакенбардами по моде семидесятых – и подают знаки. Я лениво киваю в ответ, чтобы снять неловкость. Старик в белом мигом оказывается рядом.

– Э, – обрадованно кричит он своему спутнику, – она совсем ничего не понимает. Настоящая иностранка!

– Я слышу сильный шанхайский акцент.

– Ты откуда приехала? Американка, итальянка?…

– Россия, – говорю я.

– Русская я.

– Что? Нет, я не понял. Страна какая, страна?

– Пушкин, Горький, Чайковский… E luo si 11 11 E luo si (кит.) – Россия. , терпеливо повторяю. – Нет ответа.

– Эйзенштейн, Шостакович. (Хотя последние двое уже точно перебор).

Старик вздыхает:

– Ох, послушай, ты такая красивая… – Я сердито мотаю головой. – Погоди, – говорит прилипала, – погоди отказываться. И спешит уточнить: у меня есть сын. Он сообщает это так торжественно – как будто его сын по меньшей мере Джеки Чан.

– Гагарин, – продолжаю я тем временем прояснять ситуацию. Чёрт, как он будет по-китайски? Гы-гы-лин? Та-та-лин? – Папаша-южанин послушно повторяет за мной, но по-прежнему не понимает. – Пхутин!!! – я не сдаюсь. – Печально качает головой. – Ленин, – ору я, – Сталин!!! Старик оживляется: Ленин? И радостно сообщает другу через тридцать пять голов: о, я так и думал, что русская.

– А дети у тебя есть? А муж где?

Ответ иллюстрирую наглядно, развернув ладони в разные стороны. По-видимому, это было ошибкой: белый пиджак упоенно кричит о новости напарнику, больно сжимая мой локоть. Народ вокруг настроен дружелюбно и сострадательно. Есть все давно уже перестали.