Ольга Виноградова - Праздник юаньсяо. Старые и новые истории из моей китайской жизни

Однако я вдруг замечаю, что мои приятели пришли не одни. С ними три женщины непонятного возраста, которые сидят как статисты и лишь вяло переговариваются. Лица у них неумные и невыразительные. Мой дедушка-трикстер среди них как будто анимированный персонаж среди эскизов. – Сёстры мои, – поясняет он. Женщины поглядывают в мою сторону безо всякого выражения.

– Я из Шанхая – ты знаешь такое место? (Тянет вверх обе руки, изображая не то мосты, не то небоскрёбы). Тебе нравится? – Пожимаю плечами. – О-о-о! Там много веселья, богатых людей. И мой сын продает там машины. (Крутит воображаемый руль) Сорок пять лет ему. Ты ему точно понравишься! Подожди минутку. – И он пытается повернуть меня к свету, чтобы лучше было фотографировать. Прицелившись дорогущим объективом, – вот так, – он фиксирует мою голову и очень по-китайски прищелкивает языком. – Та-та-та-та-та – расстреливает меня чудо-пушка. – А теперь – старик подталкивает меня под локоток к стеклянной двери, чтобы заснять в полный рост, и побуждает снять куртку, изображая на себе талию.

– Ты мне надоел, дед, – отталкиваю я его, уже наконец выйдя из оцепенения. И собираю весь свой интеллект для выражения несогласия с его стратегией сватовства. Что-то смекнув, он ненадолго отходит.

Вздыхаю с облегчением. Мне, оказывается, принесли моих креветок. Однако едва я подцепляю первую за жареный хвостик, как белый пиджак возвращается с официанткой. Она очень юная, поправляет очки и с трудом припоминает английские слова.

– Ныга, ныга… Дядюшка говорит вам, что у него есть сын. Вы приедете в Шанхай и можете жить – ныга, ныга – у него есть еще одна квартира – ныга… целый месяц и думать… м-м… об этом… ныга… и еда очень вкусная, и платья покупать (кивает на мой бюст).

– Его сын менеджер… он… ныга… – Дедуля крутит руль и сучит ногами от счастья.

– Ну как, она согласна?

– Ой, дядюшка, я не знаю, мне надо идти работать.

Мой трикстер чувствует, что близок к провалу. Он извлекает откуда-то тяжеленную ручку-перо и безупречным каллиграфическим почерком выписывает на бумажной страничке с меню цифры своего телефона.

Тем временем подваливает подкрепление в виде товарища с бакенбардами, который решил поведать мне, какие развлечения меня ждут в Шанхае. У него явный артистический талант. После каждого номера он сам себе аплодирует. Лучше всего ему удаются ск ачки. Думаю, теперь можно будет не смотреть оригинальные.

Дед пританцовывает вокруг со счастливым детским смехом. Бумажка с номером его телефона и непонятными дополнениями лежит передо мной. Ну хорошо, господин Чэнь. Не стану портить тебе твою отцовскую радость. Желаю всех пяти видов китайского счастья вашей семье 12 12 Пять видов счастья (fu) в традиционной китайской культуре: почёт (достоинство), спокойствие (мир), достаток, долголетие (здоровье), успех. . Ни одним меньше.

Она дочка Гуо-лаоши, моего учителя по йоге. Она красива, как все восьмилетние дети. Это возраст, когда ты стоишь на пороге разумной жизни и ещё не искалечен её противоречиями. Время свободы. Наверняка есть народы, у которых дети проходят инициацию в этом возрасте. Если мне приведется стать богиней, я бы хотела всегда быть восьмилетней. Привет, Ли Мын.

Что значит её имя? – спрашиваю я. – Силу, – отвечает отец по-английски. – А второй иероглиф? – М-м… не знаю, как сказать по-английски. Похоже на красоту. …Девочка немного отворачивается и смотрит на меня испытующе – верю ли я в её мощь. Это, – продолжает он, весь озаряясь, по-китайски, а больше изображая ситуацию с помощью своих гуттаперчевых пальцев, – это как бутон, нет, как росток – нет, как почка – растёт, растёт, наливается силой, и – р-раз! – раскрывается. И девочка-бутон кивает, хлопает ресницами, розовеет.

Я уезжаю в Шанхай на три недели учить китайский, спрашиваю, нужно ли замораживать мою клубную карточку. Су Линь Чжи, Администратор (да, та самая, которая всё подсовывала мне шкафчики номер четыре и номер четырнадцать 13 13 4, 14 и др. числа, содержащие четверку, считаются несчастливыми (звучание слова «четыре» sì, созвучно слову «смерть» sǐwáng, 14 – верная смерть) – а после моего новогоднего торта пошли восьмерки, шестерки 14 14 шесть и восемь – счастливые числа (6 liu созвучно le радоваться; 8 ba созвучно fa – богатство, процветание) да прочие подарки), и Гуо-лаоши, и его дочка-бутон окружают меня. К ним подтягиваются женщины из моей группы. – Чу нали? Чу Шанхай, ма? – Так далеко! (Всего-то три часа на скоростном поезде). Так надолго! За китайским? Чего за ним ездить? – Смеются, не верят, качают головами. – Ты возвращайся к нам, мы будем скучать. – Гуо-лаоши обнимает меня, девочка краснеет.

Ты сегодня слишком много думала во время медитации, – говорит учитель. И показывает снова: вот вода, вот ветер, он дует тихо, но уверенно, он не взметает воду, а лишь чуть касается её. У тебя узел в голове, вот тут, он не дает тебе расслабиться. – Ему не хватает английского, мне китайского, но он прав – и я, в свою очередь, понимаю его на все сто процентов.

Да нет, Гуо-лаоши. Я не думала слишком много, я вообще не думала. Просто я сержусь на одного человека, это он и засел в моей голове, залег там как замерший зародыш.

Ты должна каждый день – показывает, как надо сесть, выровнять спину, расслабить вот здесь, ноги так, а руки эдак, и накинуть на плечи одеяло, и дышать, медленнее, тише, и ещё тише, и ещё, слушать ветер внутри себя. Он улыбается. Он хороший учитель, но улыбается не как гуру. Он слишком красив, слишком любим всеми нами, и в нем есть кокетство. Я думаю, оно пройдет. Хотелось бы, чтобы это было не больно.

Ветер, вода, Шанхай, вдох, выдох, не торопись, О-ли-га, не убегай. Мы будем здесь, гора Тайшан будет здесь, ты можешь не беспокоиться. Север, юг, восток, запад. Ты уже приехала. Ты дома. И тебе совсем не нужно туда к нему ехать. – К кому «к нему», Гуо-лаоши? – Да не знаю я, это я так сказал, просто для примера, – слегка ухмыляется мой гуру.

Попрощайся, малышка. Скажи: бай-бай, О-ли-га. Бай-бай, девочка-бутон. Расти, росток. Не дрейфь. Не отдавай своей свободы. Слушай ветер внутри себя.

Онемевший перед фестивалем весны Шанхай. В этом году новый год пришёлся на 28 января. Обычно это самое холодное время. Но сейчас потеплело, цветут сливы здесь, в парке Лю Сюня 15 15 Парк в Шанхае, посвященный основоположнику современной китайской литературы писателю Лю Сюню ( Lǔ Xùn, в русских переводах – Лу Синь; настоящее имя Чжоу Чжаншоу, Чжоу Шужэнь). Здесь находятся могила писателя и один из его музеев. , и еще много чего цветет, и особенно красиво вот это желтенькими нежными цветами усыпанное деревце… И в городской тишине вдруг запели птицы – не по-воробьиному, а серьезно так, уверенно выводят. В парке Лю Сюня всегда весна и всегда свой уклад – дедули и бабули играют в маджонг и карты, мужички среднего возраста пускают в небо змеев, соревнуются, запрокинув головы c серьезным видом, летательные устройства так высоко, что их не видать. И ещё: бадминтон, шахматы, музыканты с эрху и флейтами, лодки скользят по озеру… А есть чудаки, которые гуляют со своими личными птичками, в клетках. Несут иногда на длинной как коромысло палке три-четыре большие клетки. Тоже традиционная забава. Но это всё в парке. Город же – в летаргическом сне.