Павел Сурков - Происшествия в Токио. Драматургия

( Медсестра растерянно качает головой в отрицании, затем начинает перебирать историю болезни )

Юровский. Не трудитесь. Меня зовут Яков Юровский, и я…

Медсестра. Тут написано. Вы – директор Политехнического музея.

Юровский. Это сейчас. А когда-то раньше я… Мария, однажды я убил нескольких людей. Несчастных людей, запутавшихся людей – и невинных людей. Нет, я, конечно, убивал не только невинных, я убил даже одного страшного злодея, ужасного человека… Вы хотите знать, кого я убил?

Медсестра. Да что вы такое говорите? Это у вас бред…

Юровский. Никакой это не бред. Мария, так скажите мне – вы хотите знать, кого я убил?

( Медсестра завороженно смотрит на него – между Юровским, глядящим на нее безумным взглядом, и ею самой возникает напряженное пространство долгой-долгой паузы )

Юровский( четко, громко, ясно, без тени боли в голосе ). Мария, я убил человека, которого звали так же, как и вашего отца. Я убил последнего русского царя. Я убил Николая Александровича Романова, Николая Кровавого, Николая Второго.

Медсестра( всплеснула руками ). Ах!

( Ее фигуру резко перестают подсвечивать – на секунду мы видим Юровского одного на сцене, но это длится лишь секунду – потому что немедленно из боковой кулисы появляется Гаврила. На нем – докторский халат, наброшенный поверх старой одежды – какая-то нелепая кофта, грязные штаны и стоптанные сапоги )

Гаврила. Подумаешь, убил и убил. Эх, касатик, коли бы я тебе рассказал, кого я поубивал – что в гражданскую, что в империалистическую, – ты бы не поверил. Подумаешь, царя убил! Эка невидаль. Я, может, тоже, и царей убивал, и министров ихних, но молчу, не кичусь. Царя он убил, нашел, чем хвастать.

Юровский. И в мыслях у меня не было хвастать.

Гаврила. Ну а чем ты тут тогда занимаешься? Хвастаешь-хвастаешь, точно тебе говорю ( садится на кровать Юровского, достает папиросы ) Курить хочешь?

Юровский. Тут нельзя.

Гаврила. Тут, мил человек, теперь все можно, тем более – тебе. Вот я тебя и спрашиваю, хочешь курить или нет?

Юровский. Хочу.

Гаврила. Ну, закуривай. ( протягивает ему пачку папирос, Юровский закуривает ) Чудные папиросы, еще с тех времен. Царские. ( Юровский закашлялся ) Да не дергайся ты! Английские папиросы, царь такие покуривал – ага, тот самый царь, которого ты, как там у вас говорят? – пустил в расход…

Юровский. Но я выполнял приказ…

Гаврила. Ну, так все говорят – что, мол, я не я, лошадь не моя, всего лишь выполнял приказ, это они душегубы, а я ангел без крыльев…

Юровский. Но я казнил государственного преступника….

Гаврила. Престу-у-упника… Преступника он казнил… Ну-ну… А вот потом, может, и тебя кто преступником объявит – так что, тебя тоже казнить?

Юровский. Но меня-то за что?

Гаврила. Ну, так я и сказал тебе! Не знаю за что, но ты, касатик, поверь – завсегда найдется, за что! Такое уж у нас, дорогой ты мой, время.

Юровский. Но…

Гаврила. Ну что ты все «но» да «но»… Что я тебе – лошадь? Ты мне лучше, касатик, душу облегчи. Душу-то облегчить завсегда верней. Убил царя – так не кичись, а расскажи, как дело было. Может, и ты прав, а я не знаю чего, а, может, и еще кто виноватым найдется…

Юровский. Какое сегодня число?

Гаврила. Второе. Второе августа.

Юровский. Тогда тоже было второе, но не августа… Меня назначили возглавить отряд бойцов, которые охраняли царя и его семью в Екатеринбурге… Через два дня я приехал туда, в тот дом… Там было неспокойно – у мальчика, Алексея, наследника, никак не затягивалась рана на ноге, и я сразу предложил наложить гипс….

( Затемнение, играет музыка )

Юровский. Наложите мальчику гипс. Он не будет дергать ногой – это успокоит рану, и уже через пару дней она затянется. Да и бегать вашему сыну с гипсом будет затруднительно, вот вам дополнительная гарантия, что ребенок себя не покалечит даже случайно.

Николай. Удивительно дельный совет. Вы врач?

Юровский. В некотором роде. Приходилось пройти через всякое, бывало – служил и врачом тоже. А сейчас – переведен сюда надзирать за бойцами, осуществляющими вашу охрану, Николай Александрович. ( протягивает Николаю руку ) Меня зовут Яков Михайлович, фамилия моя – Юровский. Надеюсь, мы сможем… договориться.

Николай( пожимает руку в ответ ). Был бы рад этому.

Юровский. Есть ли жалобы на условия содержания?

Николай. В нашем положении жаловаться как-то не пристало… Но есть ощущение, что у нас возникают некоторые перебои с едой… Паек уменьшается неуклонно, и это наводит на разные мысли.

Юровский. Понимаю. Подворовывают – я уже распорядился. В провизии недостатка больше не будет. Что-нибудь еще?

Николай. Пожалуй, что и нет. Благодарю.

Юровский. Не стоит благодарности, Николай Александрович. В этом наш долг, и мы неукоснительно его соблюдаем.

(Николай вежливо кивает и выходит. Слышится шум, входят весело болтающие Никулин и Медведев. Кажется, они немного навеселе – и потому не замечают Юровского)

Медведев. Я тебе говорю – огонь девки. Старшая понадменней, вторая же глазками все зырк да зырк. Младшие-то две так, девчонки совсем, а эти две – ого-го, какие бабоньки…

Никулин. Тебе бы, Пашка, все про баб да про баб… Не наше это дело, они же царевны…

Медведев. Да какие они царевны! Кончились те времена, когда они были царевнами. Таперича они, значит, гражданки нового мира, царей никаких нет, а вся власть принадлежит народу. Сами себе хозяева – что мне, на девок нельзя смотреть, раз я сам себе хозяин?

Никулин. Вот дурной ты человек, Пашка! Ну, сам посуди – об чем ты с ней разговаривать-то будешь?

Медведев. Да об чем с нею, с бабой, разговаривать? Пошто с бабой разговаривать? Что я, не понимаю, что с ней, с бабой, надо делать?

Никулин. Ты ее хоть по имени-то знаешь?

Медведев. Обижаешь! Всех выучил, еще с прежних времен. Старшая, значит, Ольга, а моя, стало быть – Татьяна. Танька то бишь. Танюха!

Никулин. Уже твоя, стало быть?

Медведев. Ну а зачем дело стало? Я парень видный, уже в начальники охраны, сам видишь, выбился, непьющий, опять же…