Павел Сурков - Происшествия в Токио. Драматургия

Никулин. Вижу я, какой ты непьющий. Четверть выкушал – а все непьющий!

Медведев. Так не в одном глазу же!

Никулин. А смердит почище любого кабацкого забулдыги…

Юровский( громко ). Так-так… Значит, четверть?

Медведев( испуганно ). Товарищ комиссар, это ж я не про сегодня… Это – в отгул, на выходных было, как Бог свят говорю! Ну вот чтоб мне пусто было!

Юровский. Ты мне тут еще сто раз забожись – все ж вижу по морде твоей. Попался – умей признаться.

Медведев. Ага, попался, признаться… Что ж мы, сами не понимаем? Да и не имел я в виду ничего такого…

Юровский. Ты хоть понимаешь, кого стережешь?

Медведев. Вестимо, кого. Царя бывшего с семьей егонной.

Юровский. А ты соображаешь, дубина, насколько это дело серьезное?

Медведев. Нечто не понимаю! Понимаю, конечно. Чай, не простой фармазонщик, а царь, пусть и бывший.

Юровский. Это, Паша, дело уже всячески политическое. У царя – пусть и бывшего – за границей друзья имеются. Революция, она, Паша, не на всей земле победила. Есть еще страны – и много их – где правят такие же цари, как наш, а то и похлеще. И норовят они, Паша, власть рабоче-крестьянскую прекратить. Опять же, колчаковцы шастают на Востоке… Обстановка, Паша, у нас политически сложная. Тут бдительность надо блюсти ни на минуту не ослабевая.

Никулин. Складно вы, Яков Михайлович, говорите, я аж заслушался. Прямо как товарищ Троцкий!

Юровский. А ты слыхивал, что ли, Троцкого-то?

Никулин. Случалось однажды, в Петрограде, проездом. Вот так же говорил, как вы – вроде, все по делу, вроде, все слова понятные, человеческие, а вместе выходит, что как будто профессор какой говорит. Ажно уважаешь сразу. И понятно все, главное: колчаковцы там, победа мировой революции… И сразу, знаете ли, действовать хочется. Вдохновляет, одним словом.

Юровский. И на что же ты вдохновился. Гриша?

Никулин. Да на что тут вдохновиться-то? Долг свой исполнять.

Юровский( тихо, вкрадчиво ) А долг-то твой, Гриша, в чем? А то я что-то подзабыл. Может, напомнишь?

Никулин. Знамо, в чем. Царя стеречь.

Юровский( орет ). Так вот и стереги, мать твою за ногу! И чтобы пьянку не разводили – под трибунал отдам и лично шлепну! И кто сопрет хоть крупинку из царского пайка – шлепну тоже! Ишь, развели тут, воровство на воровстве, все пьяные, главного узника революции чуть не прохлопали! По местам – бегом марш!

( Никулин и Медведев убегают, Юровский одергивает одежду и тоже выходит )

Анастасия. Я же говорю тебе – пистолеты у них настоящие, как у солдат. Но вот только солдаты у пап а всегда были настороже, а эти пьяные все время.

Мария. Если бы солдаты пап а всегда были настороже – ничего бы не было. И мы бы играли с тобой в царском селе, или катались с горок у Китайского павильона…

Анастасия. А все равно, я знаю, солдаты подойдут и нас освободят!

Мария. Откуда ты это знаешь?

Анастасия. А вот не скажу! Знаю, и все тут!

Мария. Ничего-то ты не знаешь! Ты все выдумала!

Анастасия. А вот и не выдумала! А вот и знаю! Про это только три человека знают – пап а , мам а и я, да и то – пап а и мам а не знают, что я знаю, вот!

Мария. Ты что, подслушала что-то?

Анастасия. Почему это сразу – подслушала? Узнала!

Мария. И как же ты узнала, если не подслушала?

Анастасия. А вот так и узнала! Пап а говорил с мам а – а я просто была в соседней комнате.

Мария. Понятно. Подслушала.

Анастасия. Да хоть бы и подслушала! ( обиженно ) Ничего не буду рассказывать.

Мария. Ну вот что ты за человек, в самом деле! (обнимает сестру) Ну, давай, говори!

Анастасия. Пап а получил письмо. И не одно, судя по всему – он так мам а и сказал: «Это снова от того же человека».

Мария. И что за письмо?

Анастасия. Кто-то хочет нас спасти – вернее, хочет спасти пап а , а значит – и всех нас. В этом письме, которое пап а прочел мам а , так и сказано: «Будьте наготове, помощь близка, верные вам люди делают все для вашего спасения».

Мария. А с чего ты взяла, что это – именно солдаты?

Анастасия. А кто же? Мам а даже сказала пап а , что пока идут бои, шансы на спасение остаются – но при этом она еще сказала, что письмо это похоже на провокацию…

Мария. На провокацию? На какую провокацию?

Анастасия. Тут пап а и мам а по-разному думают, как я поняла. Пап а считает, что поблизости есть верные офицеры, которые пытаются нас спасти. А мам а считает, что наши тюремщики только и ждут того, чтобы папа или кто-то из семейных приближенных совершил какую-нибудь оплошность. Одним словом, мам а не верит, что это письмо написано нашими друзьями…

Мария. А ты кому веришь?

Анастасия( задумчиво ). Конечно, мне бы хотелось верить пап а , верить в то, что кто-то готов нам помочь и… ( затихает )

Мария. И все равно не веришь?

Анастасия( качает головой ). Не верю.

Мария. И я не верю. И тем страшнее думать, что с нами будет.

Анастасия. А что с нами будет?

Мария. Я вообще не понимаю этих людей. Они странные, вот – назначили нового коменданта, тот вроде бы папа понравился, папа сказал, что прекратилось воровство…

Анастасия. Да, даже яйца стали давать, и Алексею он помог с гипсом…

Мария. Но теперь папа говорит, что он ему нравится всем менее и менее… Сестрица, меня переполняют странные, очень странные чувства, милая сестрица… Вроде бы наша судьба ясна – мы изгнанники, и Господь ведает, сколько нас будут держать под присмотром, но весь ужас в том, что наше будущее скрыто таким туманом, что и думать о нем страшно…

Гаврила. Ну, вот и не думай.

Мария. Ой, кто это?

Гаврила. Кто-кто… Я это, Мария Николаевна, Гаврилой меня зовут…

Анастасия. Что-то я раньше вас тут не видела.

Гаврила. Может, Анастасия Николаевна, это все от того, что меня тут попросту не было?

Анастасия. А, вы тоже из новых?

Гаврила. Да это ведь как поглядеть – из новых ли али из старых… С одной стороны – из новых, конечно, да. А с другой – старше меня вряд ли кого найдете…