Алексей Косенков - Куб

«Какой отвратительный характер». – Двар ушёл от старца, и теперь подключался к электронному хранилищу. Выхода нет, сегодня придётся заниматься научными изысканиями привычным, медленным способом. Но завтра, на боевом посту, он обязательно обдумает слова Грифа, который никогда и ничего не говорит просто так.

Щёлкнули синтезирующие захваты, руки слились воедино с одним из наружных аппаратов управления главного процессора, и Двар поплыл по информационным просторам. Будто ртуть по желобам, нацеленно, но неповоротливо, потекла информация, четкая, открытая, но без возможности кардинального прорыва, который обычно сулил неясный, но многогранный совет Грифа. Вокруг, в полумраке библиотеки были десятки, сотни таких же техно, как и он, жаждущих раскрытия всех секретов Вселенной, и главное, что такое есть Куб, и что такое душа.

Двар окунулся в привычную для себя атмосферу: тут и там непрестанно пощелкивало, попискивало в такт мерцаниям зрачков-индикаторов посетителей библиотеки, некоторые объединялись в группы и действовали сообща, что-то обсуждая, настолько оживленно, что временами мозговой штурм пересекал границу дозволенной эмоциональности.

Через четыре научных отсека справа от Двара разгорался спор. Этим термином в библиотеке Грифа назывался особый коллективный соревновательный способ открытия новых изобретений или теоретических догм. Метод действовал по принципу атомной бомбардировки и был одним из самых успешных, разумеется, после дискуссий с мудрейшим из техно.

Двар заинтересовался озвученной в споре темой, и вскоре стал активным наблюдателем, впитывая озвученные мегабайты информации на свой жесткий диск, не забывая анализировать всеми тремя полушариями мозга.

Центральную позицию занимал Кнаф, медленно проговаривая основные тезисы, которые должны были стать основой вырастающего из разрозненных обрывков знаний монументального открытия, в будущем также перешедшего в разряд очевидного и познанного. Уровень за уровнем, ступень за ступенью в бескрайнюю высь.

– Куб и Хаос – шар. Шар покоится в вечности и на краю неразумного и беззвездного сущего. Все происходящее ранее произойдет вновь. Умение вспомнить – есть не открытие, но естественный и неотвратимый повтор. Вселенная живет. Ее центр – двойной жизнью. Материя соткана из наронейронов и разбросана по Вселенной.

Кнаф продолжал отчеканивать крепкие, как сталь догмы, а окружившие его трое техно облепляли эти истины взятыми из закромов библиотечной базы данных наводящими теоремами и законами, доказанными полностью и находящимися под сомнением:

– Изначально техно были полностью из плоти и крови. Развитию нет предела.

– Параллельность двух прямых на всем протяжении истинна, до внедрения возмущающего фактора.

– Обособленность, отрешенность повышает коэффициент полезного действия на сорок процентов.

– Математический доф пропорционален минимальной единице квазиса.

– Количество единиц притяжения и плотность атмосфер внутри шаровой Вселенной уникальны и позволяют сохранять био, техно и люме баланс, предположительно с целью выполнения единственной миссии.

– Космический свет насыщен нейроимпульсными вспышками в пропорции пятьсот к одному квадратному децибелу на метр.

С каждым новым тезисом речь Кнафа и его соратников замедлялась, в то время как частота моргания его глаз-светодиодов усилилась настолько, что свет из них вырывался уже почти непрерывно, освещая библиотеку, словно маяк. Это было озарение, в прямом и переносном смысле.

– О, чистое знание! – воскликнул он наконец, перебив своих соратников по спору. – Происхождение Куба метафизично!

Все в зале в едином порыве закрыли глаза, погрузив библиотеку в священный полумрак, а когда открыли, ответом на последние слова было чудесное совпадение, а может, знак.

На металлический панцирь Куба сверху вниз сползал вездесущий густой туман, по которому техно топтались, не придавая значения. Каждое утро и каждый вечер одно и то же явление, подъём и спуск. Ничего необычного, просто наступает ночь. Но это на первый взгляд. Возможно, в этом заключалось нечто особенное, недоступное обыденному пониманию.

Глаза техно переключаются в режим сепии, позволяя охранять и познавать во тьме.

Двар бережно сохранил на свой жесткий диск очередное знание, которое, скорее всего, было не аксиомой, а все же теоремой, и обособился, вновь погрузившись в привычную атмосферу познания, медленно впитывая и анализируя пищу для разума.

2.

Когда меня-песчинку, выбросило из радужных завихрений кротовой норы, я долго не мог понять, где нахожусь. Все равно, что, выбежав разгоряченным из бани, прыгнуть в привычный сугроб, а угодить на съемочную площадку голливудских фильмов.

Это не было похоже на параллельную Вселенную, да и вообще на Вселенную. Ни одна звезда не светила в этом странном месте.

Я парил в явно кислородном пространстве. Но это не было небо, в привычном его понимании. Не верх, и не низ. Скорее, прослойка между…

С одной стороны «неба» поражало воображение нечто огромное, кубической формы. Да, именно куб, как Рубика, только секторов было меньше, и они не отличались цветами, цвет был один – вороненой стали.

Поверхность громадины щерилась правильными формами многочисленных зубов-зданий, а на гранях и углах они наверняка выполняли защитную функцию – очертания были острее, хищнее, нежели на основной поверхности.

Размеры этого невероятного сооружения поражали, ими Куб мог бы поспорить с Луной. Не к месту вспомнилась киношная «Звезда Смерти». Вот уж кто бы удивился материализации своей идеи!

Такое, разумеется, не могло быть делом природы, конечно же, это сотворили чьи-то высокоразвитые умы и конечности. Однако слова «конечно же» и «не могло быть» теряли всякий смысл, стоило только перевести взгляд от Куба наверх, за пограничную зону, в которой я находился.

Вместо чёрного космического пространства – мягкий белый свет, который исходил не от Солнца – оно отсутствовало – а словно из ниоткуда, или из каждого атома всей этой воздушной области.

Куб окружала прослойка пустоты, а вокруг пустоты буйствовал нескончаемый, бескрайний лес. Настоящие зеленые деревья, тянущиеся своими кронами в сторону ощетинившегося башнями сооружения, так, что если бы в этом мире была нормальная сила тяжести, то все содержимое леса попадало бы «вниз», как из вывернутых наизнанку карманов.

Два антипода, техника и природа друг напротив друга, и небольшая аномалия, из которой я и появился. А если заглянуть в будущее, то это и единственный выход из этой замкнутой на себя системы.

Но как и почему мог родиться такой странный мир? Здесь стоило задержаться только ради того, чтобы поглядеть, кто здесь живет – на той, и на этой стороне. Однако мой интерес простирается куда дальше, и я, поддавшись порыву ветра, держу курс к металлическому исполину.