Тамара Злобина - Хищник. Детектив

Хищник, шепча что-то малопонятное, нащупал рукой осколок кирпича и со всей силой страха, желания, ненависти и любви, обрушил его на голову своей жертвы. Женщина охнула и вновь потеряла сознание, а он для верности ударил её ещё раз, разбивая голову жертвы в кровь, которая брызнула ему на лицо и на одежду.

Теперь он нервничал ещё больше: торопился, расстёгивая пуговицы на своей одежде. Хищник терзал тело жертвы губами, руками, призывая ответить на его любовь так же страстно, так же отчаянно, как это делал он, но ничего не получал в ответ – этот нежный сосуд любви был к нему холоден и безразличен.

Равнодушие к проявлениям его безграничной любви, делало хищника безжалостным мстителем за то, что в очередной раз нелюбим, в очередной раз отвергнут. Его меч возмездия, с горячей страстью входя внутрь поверженной жертвы, извергал в неё всю его боль, всю обиду, всю досаду на эту половину человечества под названием женщина.

В этот момент он чувствовал себя победителем, Наполеоном. Его глаза сверкали, как раскалённые угли. Румянец на худощавых скулах делал лицо молодыми и ужасным одновременно, словно это был вовсе не человек, а демон мщения.

Совершив обряд покорения, он положил руку на глаза любимой, прижался со всей силой страсти и любви своими дрожащими губами к её безжизненному рту и прошептал:

– Ты моя… Ты навсегда теперь моя…

Затем он поднялся, обрывая все связи, соединившие его в одно целое с Его Женщиной, глядя ей в лицо с такой любовью и нежностью, словно расставание с ней было невыносимым испытанием, наказанием.

Его голос срывался:

– Прощай, любовь моя… Прощай навсегда…

Хищник нагнулся над своей жертвой, с нежностью взял её руки и, поцеловав обе ладони, крест-накрест прикрыл ими грудь женщины. Затем какой-то одеждой прикрыл нижнюю часть её тела.

Он не ушёл с места любви до тех пор, пока не привёл себя в порядок. Почему он вёл себя каждый раз именно так – он не знал. Может быть это стало своеобразным ритуалом, а, может, он просто хотел таким образом сохранить хоть частицу тепла, частицу любви, полученную от этого странного, неумного создания – женщины, отвергающей его при свете дня и, отдающей ему свою жизнь ночью.

Потом он ушёл от неё прочь, заново переживая, смакуя все подробности этой короткой любви. Он шёл и шёл, не чувствуя ног, не ощущая холода, не опасаясь редких прохожих, косо посматривающих на странного человека, бредущего посередине улице. Его не остановил никто, хотя весь вид этого странного создания внушал подозрение.

Так бывало каждый раз. Никому не было до него дела. Вот и сейчас патрульная машина проехала мимо. Хищник усмехнулся запёкшимися губами и ушёл дальше.

Утро застало его в небольшом сквере на скамейке. Взору предстало жалкое создание: мужчина чуть выше среднего роста, непонятного возраста, уставившись потухшим взглядом в одну точку, был так далёк от действительности, что казался нереальным.

Он был худ, небрит, со ссадинами на лице и запёкшейся кровью на губах. Чёрное, не первой свежести пальто мешковато свисало с плеч, прикрывая тщедушное тело. Можно было подумать, что мужчина или нетрезв, или в глубокой прострации от перенесённого горя.

Дворничиха тётя Катя, заставшая горемыку в таком состоянии, пожалела несчастного и, подойдя вплотную, дотронулась до его плеча рукой.

– Шёл бы ты домой, касатик. Ну, что ты тут сидишь на холоде?

Мужчина поднял глаза на уровень лица тёти Кати, и что-то промычал в ответ.

– Что-что? – не поняла та. И после краткого молчания, повторила просьбу:

– Шёл бы домой, говорю. Жена, наверное, волнуется.

– Да-да, – механически произнёс мужчина, не вдумываясь в слова, – Да-да…

– Иди домой, пока в полицию не забрали, – напутствовала его сердобольная тётя Катя.

Сердобольная тётя Катя даже понятия не имела кого пожалела в эту минуту. А, если бы знала, что бы сделала? Стала дуть в свисток, что ей выдал участковый, или кинулась на это чудовище с метлой наперевес, ни на секунду не задумываясь, что он сделает с ней после этого? Возможно, и так – разве мы всегда думаем о себе в минуту опасности? Но дворник ничего не подозревала о том, кто сидит перед ней на скамье. Возможно это и спасло ей жизнь – кто знает…

Мужчина тяжело, словно нехотя, поднялся со скамьи и медленно побрёл к выходу.

До тех пор, пока он не скрылся из вида, дворничиха жалела его:

– Бедолага. Всё лицо поцарапано, синяк на лбу. Видно, дружки наподчивали. Справились, подлецы!.. Эх, и наподдала бы я им метлой, попадись они мне под горячую руку!

Но мужчина в пальто с чужого плеча этого проявления доброты и сочувствия уже не слышал: он спешил в свою комнату на окраине города, чтобы успеть помыться, привести себя в порядок, и идти на работу.

Его мысли были далеко от произошедшего с ним ночью: мужчина думал о том, что начальник был недоволен его работой, кричал, грозя окончанием терпения и увольнением с работы. Он же ничего не смог сказать ему в ответ. Думал он и о новом срочном задании, которое непременно должен выполнить качественно и в срок, чтобы вновь не подвергаться унизительным придиркам и оскорблениям строгого начальства.

Оценивая свои возможности, мужчина вытянул вперёд руки: пальцы мелко подрагивали, выдавая итог нечеловеческого нервного напряжения, перенесённого несколько часов назад.

– Как после похмелья! – усмехнулся уголками губ мужчина. И добавил рассудительно:

– Ничего, сейчас помоюсь, побреюсь, переоденусь, и всё пройдёт… Всё пройдёт, нужно просто взять себя в руки. Так было всегда… Так будет и сейчас

Открывая ключом дверь, он уже не просто знал – он был уверен в том, что всё будет именно так, как он сказал..

Сергей Топилин вышел из дома раньше обычного. Он спешил. Нужно было ещё до начала рабочего дня подготовить кое-какие документы, которые он не успел подготовить с вечера. Утро едва брезжило, слегка осветляя непроглядную темень осенней ночи, стыдливо обнажая город во всей его и красоте, и неприглядности. Картина эта Сергею была привычна с самого детства, поэтому он воспринимал её, как что-то должное, обыденное.

На утро была назначена важная встреча с высокопоставленным лицом местного разлива, которая обещала, в случае успеха, для его карьерного роста определённые высоты. И хотя Топилин не был отъявленным карьеристом, но считал, что от возможностей, которые сами плывут в руки, отказываться нецелесообразно.

Чтобы сократить путь до гаража, где стояла его «ладушка», Топилин решил пройти через соседний проходной двор, которым в обычное время не пользовался, потому что тот был захламлён, имел весьма неприглядный вид и был условно проходным: чтобы попасть на соседнюю улицу нужно было пролезть через дыру в заборе, отделяющим двор от проезжей части.