Борисъ Немцофф - 4 жизни и 2 казни. Фелирина. Часть I

Дело было сделано. Врач отошла в сторону, отец отдал ей деньги, врачи уехали. Мы все как-то разошлись, я ушёл в свою комнату. Мама плакала в голос, ходила, иногда заходила ко мне. Я лежал на кровати, на спине, рукой прикрыв глаза. Всё. Его больше нет. Нету. В тот момент, может быть, пара слёз скатилась у меня из глаз, но в целом я морально был готов к этому моменту. Тяжелее было в последнюю неделю перед этим. Мне лично.

Мы потихоньку уложили его – завернули в клеёнку, завернули в приготовленную попону и уложили в мешок. Это было так неестественно и уродливо, что и сейчас при воспоминаниях об этом моменте, уже после его смерти, к горлу подкатывается ком. Вот и тогда я тоже всё крепился и старался всё что-то делать, руками, что-то может быть немного поспешное. Отец, как мне показалось, не очень-то понимал меня. Мама плакала, уже не так громко, но она не ожидала, что так это страшно будет, и что так жаль теперь его.

Мы двинулись в путь. Я старался всё что-то делать, хотел нести мешок с тяжкой ношей непременно сам, думаю, что в движении я как-то мог лучше укрепиться в навалившемся на нас горе.

Мы пошли на сопку. Туда, где мы с ним так часто гуляли, по тропинке, вверх, над гаражами, в три-четыре полки резавшими подножие сопки. Далее по склону была только трава и тропинка, по которой мы ходили на прогулках. Чуть выше начинался густой кустарник, орешник. Я вспомнил, как давным-давно, когда он был ещё совсем маленьким, пушистым и беспомощным, мы вышли туда на сопку, может быть, впервые. Как ему было сперва интересно увидеть новые места, а потом, когда мы были уже в кустарнике, он вдруг неожиданно испугался, да так сильно, что редко когда так бывало. Стал скулить и вырываться прямо-таки назад, в сторону, куда-то вбок, но прочь, прочь оттуда из этих кустов, со всех сторон обступивших нас стеной. Видимо, тогда ему в голову пришла мысль, что мы его заведём в кусты и оставим, или он там потеряется, или что там в кустах прячутся некие недруги, которые всем нам могут здорово навредить. Сейчас вот подумал: а может быть он тогда почувствовал, что там, недалеко, будет когда-нибудь его последний приют в этом мире?.. Еле мы его тогда успокоили. Как только мы вышли из кустов, и он повеселел.

Теперь вот мы пришли к тому же кустарнику, но с другой стороны. Выбрали место под кустами, на краю кустарника. Выкопали ямку. Достаточно глубокую, он был крупным псом, переростком. На выводках его «браковали» из-за «лишних» 4—5 сантиметров в холке. Попрекали ещё белым «галстуком», эффектно разрезавшим чёрную шерсть его груди и даже слегка доходившим до характерного для этой породы подпала внизу. Мы положили нашу ношу в яму. Засыпали землёй. Заложили-завалили камнями. Чтобы собаки не разрыли могилу. Постояли, посмотрели на могилку, на окрестности, на город. Пошли назад. Больше у нас нету собаки…

Когда-то где-то были мы – в гостях ли или у Мамуси, где-то она жила за городом, видимо, с собачкой. Как я помню, были мы тогда с дедом и бабушкой там. Они что-то делали. А я развлекался с собачкой. Она была такая маленькая (для меня тогда конечно большая, почти половина меня тогдашнего), с черно-белой и дымчатой шерстью, длинной, вислой, она мне очень обрадовалась. Дворняжка-болонка, в общем. Что-то мы тогда с нею вместе делали, резвились в общем. Она действительно меня любила, эта большая собачка. Это был первый раз, когда я персонально познакомился с такой живностью. Не помню, где это было, как дело происходило, что происходило. Что-то дед весело комментировал, бабушка улыбалась, о чём-то они говорили, мне было интересно, но хоть убей не помню о чём шла речь. Может быть, я тогда и не понимал ещё достаточно слов. Но находиться в этом обществе вкупе с собачкой было интересно до ужаса. Так я впервые узнал, что такое собака.

Десять лет спустя после смерти нашего эрделя взялся я по объявлению помочь хозяевам крупной, 45 килограмм весом, собаки – полудворняга-полуовчарка немецкая – помочь с тренерством. Мы с пёсиком этим прекрасно друг друга поняли, всегда был рад он мне, прогулкам со мною. Спасибо тому, нашему первому собственному псу, большое спасибо: я свои глупости, неразумения хорошо усвоил и с новой собакой не делал уже тех ошибок, которые бывали тогда ещё, при жизни покойного нашего пса, и которых себе простить не могу и сейчас ещё. Жаль вот всё время, и до сих пор ещё, что нельзя исправить, наново с ним пообщаться, погулять – всё по-другому было бы у нас с ним теперь. А у овчарки трудный характер, хозяева говорили, что общение со мною очень положительно влияет на пса, он стал добрее и добродушней. Спасибо тому, первому псу! Большое спасибо.

В школе он был троечником, у меня осталось общее воспоминание о нём, как о добродушном, большом и несколько неповоротливом крепыше, который никогда особо никуда не лез. В последний раз живым я его видел году в 92-м, он ехал в автобусе, мы перекинулись парой слов, он работал сварщиком на комбинате. Потом я про него ничего не слыхал. До 2003 года.

Мне позвонили одноклассники и сказали, что он погиб в Чечне. Мы собрались все и хоронили его, встретились те, кто не видел друг друга уже как минимум лет пять-десять. Те, кто были хулиганами в школе, были уже либо «отсидевшие», с наколками на костяшках пальцев, либо на условном. Полухулиганы-полутроечники, говорят, стали милиционерами, только на похоронах они не появились. Те, кто были просто троечниками, стали либо выпивохами либо потенциальными алкоголиками. Все живут преимущественно в нищете. Крошечные зарплаты, задерживаемые минимум на месяц-два-три, почти никто не получил хоть какого-то профессионального образования. Один рассказывал, о том, что «мамка дала ему сто рублей и они пропили их». Самый успешный кадр работал на стройках и ремонтах во Владивостоке, на выездных хлебах. На похоронах он тоже отсутствовал. Юля, которую я уже не видал лет 12, стала видной женщиной, с выдающимися формами. Теперь вот работает уборщицей. Один одноклассник про погибшего говорит, что встретил его как-то перед этим его контрактом, он тогда сказал, что «запопал на 200 баксов», таксовал и «въехал» в какую-то машину. Как-то не верится, что из-за этого можно решиться поехать «повоевать», денег заработать. Наверняка были у него ещё какие-то проблемы. Как ты ни крути, а жизнь диктует свои условия и загоняет тебя в одном направлении. Вот он, получается, ещё быстрее остальных вперёд к неизменному тупику рванул.

Звонили нашей учительнице литературы, когда-то она была убеждённой коммунисткой. Замечательная была учительница. Теперь вот она не решилась встретиться со своими учениками. Говорят, что она спилась за эти годы, практически до уровня бомжа. Не верится! Нет верится, что за эти десять-пятнадцать лет жизнь могла так людей кинуть! Тем не менее это так. И цинковый гроб, который мы несём к машине – это увесистое доказательство реальности всего происходящего. Скоро мы его спустим в могилу.