Юрий Сидоров - Вторая попытка

– Показалось! – с плохо скрываемым раздражением ответил Коновалов и резко убрал руку с шинели. – А ты… ты всегда будешь не готова на большее? Всегда?

– Товарищ старший лейтенант, очень прошу Вас. Давайте прекратим этот разговор! – взглянув на лицо Ивана, Татьяна увидела на нём гримасу отчаяния и решила хоть как-то смягчить ситуацию. – По крайней мере, сейчас прекратим, хорошо? Война идёт, а мы ещё задание никак не выполним.

– Ясно, – пробормотал Коновалов. – Небось своему Вилору совсем другие слова говоришь.

– Иван! – Таня резко повысила голос. – Что Вы себе позволяете обо мне думать? У нас со Скубжевским чисто товарищеские отношения. Да, мы хорошо знаем друг друга, но это из-за совместной учёбы в разведшколе. Вот и всё. Извините, мне сегодня надо будет передать радиограмму в центр, её ещё нужно подготовить.

– О Скубжевском будет в радиограмме?

– А что о Скубжевском? Он что, провалил задание или к немцам перешёл на службу? Нет. Если о вчерашнем, то мне самой его поведение не понравилось, но считаю, что тут нет никаких оснований для информирования центра.

– Ясно, младший лейтенант Сёмина. Вам виднее. Раз нет оснований, то и нет, – с напускным безразличием произнёс Коновалов. – Вот только не обжечься бы с этим твоим Скубжевским. Смотри не пожалей потом, что так поступаешь.

Коновалов вышел из землянки.

Таня принялась нервно глотать остывший вчерашний чай из стоявшей на столе алюминиевой кружки. Она и не заметила, как в землянке появился Вилор. Лицо Скубжевского было крайне бледным, но во всём остальном он, похоже, смог с собой совладать.

– Доброе утро! Через полчаса радиосеанс?

– Через 28 минут, – взглянув на часы, нарочито точно ответила Татьяна и подумала: «А он, пожалуй, действительно боится, что я в центр сообщу. Тут, наверное, в чём-то Иван прав».

– Вот, передай это в центр, – Скубжевский вручил своей напарнице небольшой густо исписанный листочек.

Таня пробежала глазами текст. Вилор сообщал, что получить информацию об объекте Z от «языка» не удалось, вероятность взять нового «языка», владеющего нужными сведениями, минимальна, а потому просил для себя разрешения непосредственно направиться в райцентр и дальше действовать по обстоятельствам.

Девушке показалось, что Скубжевский, собираясь идти в посёлок, чуть ли не в сам немецкий штаб, хочет этим поступком реабилитировать себя за вчерашнее. Но она не могла не согласиться с Вилором в том, что вариант с «языком» отпадает и нужно искать что-то другое. Возможно, даже очень рискованное, но время поджимает.

– Хорошо, сейчас зашифрую.

– Что-нибудь ещё предлагаешь передать в центр? – Скубжевский не смог до конца подавить дрожь в голосе.

– Нет. Считаю, что всё написано полно и исчерпывающе. Передам в таком виде, – спокойно, но подчёркнуто холодно и официально ответила Татьяна.

Скубжевский ушёл, чувствуя себя лишним. Девушка приступила к шифрованию сообщения. Когда работа была закончена, да сеанса связи оставалось ещё 8 минут. Надо было включить рацию, проверить настройки частоты и ждать наступления нужного момента. Все эти действия у Татьяны были доведены до автоматизма. А когда руки действуют автономно от головы, то в эту самую голову начинают проникать всякие посторонние мысли. И даже очень неподходящие. Как сейчас, когда перед глазами Тани возник смутный, расплывчатый образ Курта Зайдлица, покорно ждущего своей участи с подрагивающими, словно в тике, плечами.

– Сгинь, сгинь навсегда, – прошептала Таня.

Усилием воли ей удалось стереть, словно ластиком, сгорбленную фигурку из памяти. Палец, тот самый палец, который вчера чувствовал мертвенный холод спускового крючка, начал посылать в эфир точки и тире. Без всякой дрожи. Это важно, поскольку в центре знают её почерк.

Закончив передачу и сняв наушники, Татьяна удовлетворённо улыбнулась: «Всё нормально. Я смогла и дальше смогу».

Ответа центра надо было ждать завтра в это же время. А сегодня, получается, совсем нечем заняться. Таня почувствовала, что её снова клонит в сон. «Странно, я же спала часов 12. Вообще не помню, когда столько спала. До войны разве что… Ладно, полежу ещё часика два-три, всё равно сегодня никаких заданий не будет».

Она натянула на себя шинель до подбородка и почти мгновенно заснула.

В поступившей на следующий день радиограмме было дано разрешение на проведение активных разведывательных мероприятий в райцентре с правом действовать в соответствии с оперативной обстановкой. При этом центр ещё раз настоятельно подчёркивал, что информация о характере деятельности объекта Z и точном месте его расположения нужна в предельно сжатые сроки.

– Всё ясно, – сухо произнес Вилор, прочитав протянутый Таней листочек с расшифрованной радиограммой. – Завтра пойду в посёлок. Ждать больше нельзя.

– Один пойдёшь? – аккуратно спросила девушка, всё ещё надеясь услышать благоприятный для себя ответ.

– Один! – Скубжевский словно ударом топора обрубил Татьяне надежду. – Пойми, нельзя рисковать нам обоим одновременно. Нам же надо найти этот чёртов объект. А если мы вдруг попадёмся в посёлке оба, то что тогда? Придётся центру новых разведчиков забрасывать, а время потеряно.

Сёмина понимала, что её напарник прав, но ей было тяжело примириться со своей пассивной ролью. Таня рвалась туда, где опасно. Девушка чувствовала, что её душе нужна встряска. Ей абсолютно противопоказано сейчас сидеть на месте и предаваться воспоминаниям. Но ничего не поделаешь – Вилор как-никак командир, да и логика в его решении явная. «Может быть, попросить Ивана, чтобы меня взяли на какое-то задание вместе с партизанами в эти дни? – подумала девушка. – Нет, не пойду я к Коновалову, ещё неизвестно что подумает. Лучше я с Алексеем Сергеевичем посоветуюсь».

На следующий день с утра Вилор отправился в путь. Он сдал Тане на хранение свои документы и пистолет. Последним, что успел заметить Скубжевский, уходя из лагеря, был насмешливый взгляд Коновалова, стоявшего рядом с Портновым.

– Пошёл храбрость свою показывать. Ишь как глазами по сторонам зыркает!

– Кончай, Иван. Ты просто к нему несправедлив, – возразил комиссар. – А у парня впереди задачка о-го-го! Недаром их сюда с Большой земли забросили. Может, это поважнее будет, чем всё то, что отряд наш делает.

– Ну ты тоже, Алексей Сергеевич, скажешь, – недовольно пробурчал Иван. – Что мы, не воюем, что ли, совсем?

Вилор, углубившийся в заросли кустарника и лесной малины, не слышал, да и не мог слышать разговор командира и комиссара. Собственно, и сам этот разговор был для него совсем неважен. Скубжевского угнетала мысль об отсутствии чёткого плана действий. Вот придёт он в райцентр, и что дальше? С чего начать? Явок там после провала партизанских связных вообще нет никаких. На кого можно опереться, ни Коновалов, ни Портнов ему не посоветовали. И понятно почему. Иван вообще не местный. Портнов, правда, с Гомелыцины, но совсем из другого района. В отряде есть, конечно, партизаны из окрестных населенных пунктов, но никто из них не смог указать надёжных людей. А может быть, Портнов их недостаточно подробно опросил. Хотя вряд ли, Алексей Сергеевич – человек вдумчивый и дотошный.