Саша Невская - Звезды в твоих рукавах

увлекшись рассказом, я улыбаюсь и смотрю на золотистую пыль под «бабушкиным» торшером с оборками и даже не замечаю, что полунасмешливая улыбка исчезла с лица незнакомки, уступив место лёгкой мечтательности и глубокой задумчивости. она внимательно смотрит на меня и качает головой: мол, я с нетерпением жду продолжения.

– конечно, не может быть все настолько просто. чем-то необходимо жертвовать во имя жизни, если мы хотим победить смерть, правильно? чародей пожертвовал во благо людей самым дорогим, что у него было – его сердцем. чтобы помогать своему народу бороться со смертью, он ежедневно вспоминал о своей умершей жене, которую потерял во время жестокой войны много лет назад, тем самым производя лекарство. полноценное производство открыть так и не удалось – разбирая на пробы слёзы добровольцев, желающих помочь с производством препарата, он не нашел ни один образец с нужным соотношением любви и искренности. в них просто не было ни того, ни другого.

со временем от вечной тоски сердце чародея превратилось в одну сплошную кровоточащую рану, которую он был вынужден прятать под своей длинной рубиновой мантией. он стал совсем редко подниматься с постели и плакал все чаще и чаще, с каждым днём увеличивая производство эликсира. люди же, зная, чем это обусловлено и находясь в вечной эгоистичной погоне лишь за своими нуждами, только радовались.

волшебник умирал изнутри.

люди были счастливы.

замечаю боковым зрением, что незнакомка опустила голову совсем низко, явно погрузившись в тяжёлые раздумья.

– однажды дождливым вечером чародей почувствовал, что его окровавленное и перевязанное миллионами бинтов сердце перестаёт биться. он в отчаянии звал своих помощников, прохожих через окошко, даже прислал срочное письмо правителю своего королевства о своей скорой кончине.

ни один не ответил.

ни один не откликнулся на зов о помощи.

впервые в жизни волшебник понял, что его оружие, направленное на борьбу со смертью, прямо сейчас убивает его. его слезы не действовали на глубокие раны сердца. он понял, что препарат, призывающий любить, рождает лишь равнодушие к проблемам других.

ему оставалось лишь ждать часа своей кончины, терпя адскую боль в груди. когда чародей почти балансировал между жизнью и смертью, он услышал совсем скорый шаг, почти бег в направлении своей тёмной каморки. увидев ту, что пришла к нему сквозь столь долгие и полные мучений годы, он подумал, что милые, ласковые и такие родные ему черты – всего лишь галлюцинации предсмертной горячки. его любимая жена сидела около него, проливая тихие слезы и целуя его побледневшее лицо. она так боялась не успеть – и вот, и вправду не успела. она добиралась к нему из плена вражеской страны целый год, терпя поражения и неудачи, но упорно стараясь достичь своей цели. неужели все было напрасно? она и не заметила, как с каждой её слезой, падающей на его грудь, он дышит легче. как возвращается здоровый румянец его щек, как стремительно сворачивается кровь на месте почти изорванного сердца. она вернулась к нему, вернув его к жизни. через некоторое время продажа навсегда закончилась, а последние колбы с эликсиром были изъяты. чародей и его жена жили долго и счастливо. и, конечно же, больше не проронили ни слезинки.

незнакомке понадобилось несколько минут, чтобы выйти из некой прострации. она задумчиво протянула мне руку, кивнула, посмотрев на моё серьёзное лицо: – называй меня Дарьей. и в ближайшее время не ложись спать раньше половины двенадцатого.

я лёжу на диване и считаю звезды на потолке.

по комнате разносится аромат крепкого черного чая с чабрецом.

той ночью, после встречи со странной девушкой с желтым рюкзачком, я спала на удивление хорошо, без кошмаров и мыслей длиною от полуночи до рассвета. из раскрытого настежь окна веял даже чуть теплый осенний ветер, пропитанный запахом нагретой земли, подгнивших коричнево – красных гроздей рябины и дешевеньких сигарет с запахом вишни. очевидно, что юной Шошанне 1 1 – Шошанна – еврейский эквивалент русского имени Лилия. из соседней квартиры не спалось из-за постоянного гнета строгих родителей. звали непокорную на самом-то деле Лилен или, более неформально, Лили (семья девчонки приехала из глухой французской провинции в Петербург дабы пристроить пигалицу в просторном гнездышке покойного дяди и, по настоянию небезызвестных уже читателю родителей, выучить ее на экономиста) и была она, скажу я тебе, явно не столь ласкова и мила, каково было ее имя.

я никогда не встречала людей, умеющих настолько искусно менять маски, буквально тасуя их, как игральные карты в руке и выкидывая нужную в самый подходящий момент, срывая джекпоты 2 2 – джекпот (англ. jacpot – куш, самый крупный выигрыш) – призовой фонд в некоторых слотах, лотереях и прочих азартных играх. один за одним. ее личико было на редкость миловидным и ровно на столько же странным и неестественным для юной особы восемнадцати лет – остренькие черты лица, длинный и чуть приплюснутый нос, тонкие брови, полное отсутствие румянца, почему-то постоянно дрожащий подбородок и… глаза. «да, ничего удивительного, снова пресловутое описание пресловутых глаз, глубоких, как море и зеленых, как листва», – скажете вы, но я бессовестно прерву. глаза у нее были совершенно особенные. они были огромные, цвета вязкой тины, какие-то округло-рыбьи и чуть навыкате, всегда туманно-задумчивые и чуть сонно прикрытые короткими темными ресницами. они даже не прищуривались, когда Шошанна улыбалась. это наводило какую-то непонятную тревогу в первые секунды знакомства, которая, впрочем, максимально скоро исчезала без следа под натиском душного очарования юной француженки. казалось, что за этой сладенькой внешностью вечно зрел бунт, томилась провокация, кричала и бесновалась революция, но девчонка была удивительно сильна для своих лет – она мужественно сдерживала это внутри, не давая повода даже для малейших подозрений со стороны как близких, так и чужих.

она умела щебетать с родителями, потому что боялась их. она не противилась родительской мечте – ведь Лили, (oui, chérie?) 3 3 – с фр. – «да, милая?». была обязана выучиться на добротного экономиста в какую-нибудь солидную контору и получать хорошенькие пачки хрустящих купюр – и прятала в стол неряшливые карандашные черновики пейзажей, портретов и натюрмортов. она умела заставить любого юношу от любви целовать острые носки ее прелестных светло-голубых лаковых туфелек и была вполне способна избить любого хама, перешедшего границы, до той же позы. умела прелестно печь вишневый пирог со сливками и курить взатяжку сигареты с тем же вкусом. умела с легкой улыбкой не только отпускать лестные комплименты, но и опускать человеческое эго до самого вонючего инферно, которое только возможно представить.