Татьяна Соловьева - Что сказал Бенедикто. Часть 2

– Это я настояла. Я не люблю скользких мужских взглядов, Фердинанд. Мне от них плохо. И сейчас мне плохо. Потому что ты понял все превратно, ты выпустил из себя зверя.

– И я не смогу тебя больше обнять?

– Убери руки, я сама тебя обниму. Ты озлобленный, больной ребенок, Фердинанд, а никакой не любовник, пойми это. Насчет медитации была хорошая мысль, ты истощил свои силы, Фердинанд, что ты делаешь над собой? Это началось еще на Востоке? Тебе не смогли помочь?

– Этому нельзя помочь, на свете не все возможно поправить, фрау Агнес. И то, что вы сейчас хотите позвонить сеньору Аландо, тоже непоправимо. Вам довольно открыться ему – и он будет здесь, вы колеблетесь. Агнес… Что ты делаешь?

– Фердинанд, давай ты поедешь к себе на квартиру, а я, в самом деле, вызову Аландо. Он поможет Веберу лучше, чем ты, и ты не убьешь себя. Вы не будете с Аландо раскачивать общий канат, по которому вместе идете уже столько лет.

Абель сел за стол и порвал чистый лист, на котором список так и не возник.

– Фердинанд, он великолепный врач, он играл в свою некомпетентность, чтобы ты учился, полагая, что превосходишь его. Фердинанд, он лучше тебя помог бы Веберу, и наверняка только он может помочь тебе, иначе тебя не отправили бы к нему обратно. Ты все неправильно понял, Аланд – единственный, кто способен вам помочь. Ты зря мучаешь Вебера, надо звать Аланда, тянуть уже некуда.

– Зовите кого хотите, простите, мою непристойную выходку, раз для вас ничего другого не стоит за моими словами, мне становится тяжело в вашем присутствии.

– Фердинанд, тебе становится плохо, тебе самому нужна помощь.

– Ни ваша, ни его – нет. Да уйдите же, наконец!

Она пошла к дверям, его сердце сдавило от боли.

– Агнес, что ты делаешь?

Он слышал, что она ушла, уткнулся в сжатые кулаки.

– Тупица… – прошептал он себе.

Он подошел к Веберу, увидел его вновь посеревшее лицо. Вебер, ничего не понимая, потянулся лицом к Абелю. Абеля он узнал, губы его безголосо зашевелились, всё в нем сжалось и загуляло страшной, выворачивающей дренажи судорогой.

– Фердинанд, убей меня. Скорее… я не могу… это нельзя терпеть…

Что творилось с Вебером он не то что понимал, он чувствовал, стал набирать морфий и замер. Надо было приказать этому сердцу, сделавшему невозможное, остановиться, морфий Веберу не поможет. Что он собирается сделать? Вебер умрет все равно – и душа его не поднимется, завязнет внизу, отяжелев от наркотика.

– Прости, Рудольф, нельзя, понимаешь? Нельзя, – Абель швырнул шприц о стену. – Сейчас все кончится, прости, что потревожил тебя, думал, мы выберемся…

Нужно остановить его сердце, это все, о чем Вебер может просить сейчас, его второй раз разрывает изнутри, в дренажах уже одна кровь. Абель склонился над Вебером, посылая ему все, что в самом Абеле еще оставалось. Лицо Вебера чуть обмякло, нужно, чтобы он ушел в этом коротком антракте.

Ведь всё было хорошо, только что все было хорошо, пока тень благоразумного предательства не проползла между ним и Агнес и не перекроила пространство. Абель переставал себя чувствовать, он истощен полностью. Вебер смотрит с отчаяньем.

– Всё, Рудольф, всё. Идем отсюда, давай руку…

Рука Абеля скользнула по запястью Вебера, сердце Вебера глубоко сократилось и замерло. Абель остановил подсознательный счет и сам повалился у стола, прикрывая лицо от надвинувшейся на него каменной плиты. Глаза Вебера спокойно смотрели в небо – сквозь камни и потолки. Взгляд Абеля уперся в пустоту – сквозь камни и пол.

Аланд влетел в операционную, перевернул и отодвинул от стола Абеля. Руки Аланда застыли над телом Вебера, Агнес склонилась над Фердинандом.

– Что там, Агнес?

– Думаю, он остановил сердце и себе, и ему, он больше ничего не мог сделать.

– Почему ты не позвала меня, ты не видела, что он не в себе?! Кого первым тащить?

– Занимайся Вебером, там все слишком плохо. Не верти головой, успокойся.

Аланд работал, но она чувствовала, что чем дальше, тем больше он к ней оборачивается. Он начал видеть то, что происходило здесь без него. Отошел от Вебера и сел перед Агнес, осторожно беря ее лицо двумя руками.

– Агнесс, что это было?

– Ты вернул Вебера?

– Да. Что это было, Агнес?! Почему он обнимает тебя, почему он целует тебя и говорит о любви?

– Посмотри на его сердце, Аландо. Ты видел это?

Она отбросила рубашку с груди Абеля.

– Да, я знаю. Думал, что он закрылся от меня, стервец! …Но что же это такое, Агнес?

– Аландо, он был в твоей Школе, его вернули к тебе, ты должен ему помочь.

– Он, как вернулся, не доверял мне, он прятался от меня, я давно бы ему помог. Агнес, но ты? Ты?! Почему ты позволила ему?!

– Аландо, я первый раз увидела эту звезду у него на сердце, я тронула его рубашку, чтобы лучше рассмотреть. Он понял меня по-своему, стал целоваться… Истинной подоплеки своих чувств он не знает, не надо на него сердиться. Он измучил себя, он хотел, чтоб хоть кто-то сказал ему, что любит его. Займись им, будет поздно – и ты сам себе этого не простишь.

– Значит, тебя не любили, Абель? Агнес, поезжай домой, я сейчас могу сказать тебе, чего не следует. Не беспокойся, я верну тебе этого Королевича. Не подходи ко мне, Агнес, я прошу, уезжай домой. Я все для тебя сделаю, с мертвецами я счетов не свожу, но зачем ты со мной так – не пойму никогда. Только б сказала – и меня бы уже не было в твоей жизни, я бы давно не стоял между вами.

– Аландо, он уверен, что умирает, он просил побыть с ним. Он не понимает сам, почему для него так важно, чтобы я была рядом. Но ведь ты понимаешь?

– Не говори со мной, прошу, иди домой. Я должен сейчас побыть один. Или уйду я, и тогда я уже ничего не сделаю для него.

– Я буду ждать тебя дома.

– Я подозревал, что рано или поздно, он сделает это. Я видел, что ты закрылась, и он закрылся, но я не связал два эти события между собой. Уходи, или будет поздно помогать твоему дорогому Фердинанду. Ты будешь считать, что я ему отомстил, но я верну его тебе. В этой жизни ты ему никто, ты вполне могла быть его любимой, его женой… Считай, что это я был у тебя в прошлой жизни. Хватило бы одного твоего слова, чтобы я стал просто загробным выходцем из твоей прошлой жизни и знал свое место. Я никому не смогу теперь верить, ты не виновата, что я оказался недостоин твоей любви. Я шарлатан и выстарившийся комедиант. Спасибо, что иногда ты все-таки пыталась за меня вставить слово.

Аланд подошел опять к Веберу, погладил его висок, словно прощался с ним. Руки Аланда начали свою работу над телом Вебера. Аланд смотрел перед собой, и ничего не видел, кроме мрачной, глухой пустоты. Она разрасталась не вовне, а внутри его, заставляя тело стоя распадаться на атомы. Вебер был жив, дышал, а в Аланде дыхание замирало.