Татьяна Соловьева - Что сказал Бенедикто. Часть 2

Вебер поднялся.

– Сиди, Вебер, – сказал Аланд.

Абель что-то ещё сказал и вышел.

– Что вы делите с Абелем?

– Ничего, у Абеля кризис самостоятельности. В зал пойдёшь утром. Я звал тебя за другим. Я хотел тебе рассказать одну притчу, она имеет отношение к тому, что сегодня было с тобой.

Приблизилось время вечерней медитации, и два ученика собирались приступить к ней. Но в это время на городском стадионе начинался футбольный матч, а оба ученика были страстными поклонниками футбола. Один прилежно сел в медитацию и весь вечер продумал о том, что происходит там, на стадионе; второй пошёл на футбол, преступив свои правила, но, сидя на стадионе, он изводился тем, что пропустил медитацию, подвёл учителя, что в медитации ему было бы свободнее и лучше, чем на этом кипящем пустыми страстями собрании потерянных, полубезумных людей. Он понял, что ему не интересен футбол и никогда не был интересен, что он хочет только медитации и прощения учителя за свой проступок. Когда поздно вечером они собрались у учителя, что он сказал им, Вебер?

Вебер улыбался, прекрасно понимая, о чём Аланд говорит.

– Он поблагодарил второго за прекрасную медитацию и отругал первого за то, что тот весь вечер потратил на футбол.

– Именно, ты меня понял. Иди, не спрашивай, что тебе делать. Я отвечу: думать. И больше ничего.

– О футболе?

– Лучше о медитации, Вебер. Так что Карл был не прав, конфету от меня ты не заработал, хорошо, что не заработал тумака.

Телефон зазвонил опять.

– Так я могу идти?

– Убирайся.

Аланд взял трубку. Вебер пошёл к дверям, но остановился, услышав в трубке знакомый женский голос, откуда-то знакомый. Это был верх неделикатности, но Вебе стоял, хотя Аланд отвернулся к окну, уверенный, что Вебер вышел.

«Аландо, как тебя понимать?..»

Вебер всё-таки вышел.

«Аландо, как тебя понимать?» – повторил он, пытаясь понять, откуда он знает этот голос.

Абель стоял по-прежнему у окна, оглянувшись на Вебера, он театрально простёр руку к своим открытым дверям. На диване была подушка, одеяло, и простыня была идеально подоткнута.

– Кто это ему звонит, Фердинанд? – улыбнулся Вебер.

– Детям нельзя слушать на ночь страшные сказки. Это его смерть.

– Но Аланд же бессмертный.

– Триста лет не бессмертие, к тому же, уже триста! Или триста пятьдесят? Нужно всё-таки узнать его точную дату рождения, не пропустить бы юбилей. Да и на могильной плите такую надпись нельзя игнорировать – это будет место паломничества, можно сделать большие деньги, надо попросить Коха составить гороскоп событий, мою дату рождения он рассчитал до минуты.

– Кох занимается такой ерундой?

– А ты попробуй рассчитай.

– Да он наверняка знал, когда ты родился.

– Этого даже я не знал.

– Тогда откуда ты можешь знать, что он рассчитал правильно?

– Аланд подтвердил.

– А ему-то откуда знать?

Абель улыбнулся и опять стал серьёзен.

– Ладно, фенрих, я не скажу Аланду о твоих намёках, оставим как рабочую версию ту, что и была раньше: Аланд всегда всё знает. Хорошо?

– Да ну тебя, Фердинанд, у меня скоро короткое замыкание в мозгах случится.

– Возможно, дай свою дурную голову.

– Конечно, если речь о моей голове, то без устойчивых эпитетов не обойтись. А ты видел эту его смерть, что так настойчиво звонит ему в третьем часу ночи?

– Видел.

– И ты знаешь, о чём они говорят?

– Я не подслушиваю чужих разговоров, фенрих, в отличие от тебя.

– Я понял, Абель!.. Я вспомнил!.. Ему звонит эта карга из госпиталя!

– Значит, там опять сложный пациент, сейчас умчится, без него, видно, не обойтись, а он хотел провести вечер в спокойной беседе с учениками… Бедный Аландо.

– Почему она тоже его так назвала?

– Это его конспиративное имя – только для посвящённых, ты к ним не относишься. Ты подслушал, а это не считается, иди спать, болтун несносный.

– А ты посвящённый?

– Я? Конечно, я же бывший главный врач госпиталя и знаю о тех, кто у меня работал.

– Аланд у тебя работал? А почему вызывают его, а не тебя?

– Он у меня работал, но уволен я.

– Ты? Опять ты юродствуешь, Фердинанд?

– Я прав. О!.. – Абель прислушался.

Дверь Аланда открылась, он вышел.

– Срочный пациент, господин генерал? – спросил Абель. – Я уж думал, вы и в самом деле не поедете.

Аланд не ответил, пошёл вниз.

– Фенрих, насчёт сна я не шучу, ляг, и чтоб до утра твои мозги астрал ничем не замутняли, – когда звук шагов Аланда стих, сказал Фердинанд. Вспомнив о «дурной голове», подержал ладони на висках Вебера и тоже ушел.

Вебер видел в окно, что Аланд сел в машину и уехал, потом к гаражу прошел Абель – и тоже исчез за воротами. Вебер подумал, что даже если Абель и в самом деле откуда-то мог быть уволен, то от срочного пациента ему, конечно, не удержаться. Вебер лёг и с наслаждением заснул.

Утром Вебер вместо разминки, куда его не пустили, ушёл в зал и занялся упражнениями, потом он отправился на урок к Гейнцу, забыв, что с вечера от урока отказался. Гейнц об этом тоже не вспомнил. День пошёл спокойно. В Корпусе не было ни Аланда, ни Абеля, жизнь подчинялась общему распорядку.

Первым вернулся Абель, и не один, он вернулся с Анной-Марией. Они от машины шли и над чем-то смеялись, откровенно любуясь друг другом, держась за руки. Не то чтобы это было неприятно, но Вебера чем-то это насторожило.

– Привет, Рудольф, – махнул Абель рукой. – От чего отлыниваешь?

Веселье в его глазах граничило с дерзостью, Вебер отступил от него, Абель приобнял Анну-Марию, они пошли к столовой.

Вебер почувствовал, что к нему кто-то подошёл, увидел напряженного Гейнца.

– Ты что-нибудь понял?

Вебер промолчал.

– В зал идёшь? Приходи. Что с Абелем?

Вебер пожал плечами.

– По-моему, у него неприятности, он вчера сказал, что уволен из госпиталя. Может, решил отвлечься? Он с Анной-Марией.

– Видел, не слепой. Я его вызову, ладно, потом. Приходи в зал.

Когда они вышли с тренировки, Абель возвращался от ворот – теперь один, Гейнц сразу направился к нему.

– Я тебя вызываю, Абель!

Тот остановился. Вебер, Кох, Клемперер встали между ними.

– В сторону! – сказал Абель, всем пришлось отойти.

Вебер взглянул на Абеля и бросился на руку Гейнца. Удар пришёлся Веберу в грудь и отбросил его на другой конец плаца. Последнее, что он увидел перед ударом Гейнца, Абеля, вдруг резко побледневшего, словно какая-то внезапная боль парализовала его.

Вебер очнулся в руках Клемперера, Гейнц стоял рядом, Абель так и сидел на плацу. Кроме самой обыкновенной оглушённости Вебер проблем не чувствовал, он встал, подошёл к Фердинанду.

– Фердинанд, тебе плохо?

– Спасибо, фенрих. Гейнц, потом, через пару часов, хорошо?