Виктор Кустов - Очарование линий

– А где пляж, о котором ты рассказывала ?

– Пляж?.. – Римма Васильевна недоумённо взглянула на неё. – Городской пляж?.. Ты хочешь искупаться?

– Нет. Я и купальник не взяла, – возразила Софья Лазаревна, отчего-то краснея. – Тот, о котором ты рассказывала…

Видя, что Римма Васильевна не понимает, неуверенно добавила:

– Где твоя любовь…

Римма Васильевна замерла, с трудом постигая смысл сказанного, и наконец поняла, всплеснула руками, весело уточнила:

– Где осталась моя первая любовь?..

– Да, – подтвердила Софья Лазаревна.

– Это наш пляж… – И, словно прочтя её тайные мысли, игриво добавила: – Пошли, так и быть, покажу тебе места боевой славы…

Они вышли к пляжу, когда солнце готовилось уйти за горизонт и на берегу остались самые заядлые купальщики. Мелкая волна с лёгким шуршанием накатывалась на берег, море было спокойным, и оттого Софье Лазаревне вдруг ужасно захотелось войти в воду, таящую в себе нечто необходимое ей. Вздохнув, она громко пожалела о том, что не захватила с собой купальник, и Римма Васильевна решительно потащила её вдоль берега к концу пляжа, туда, где уже никого не было, и когда они отошли от последних купальщиков так, что в сумраке их стало трудно разглядеть, первой скинула с себя всё, что на ней было, и, белея рыхлым и полным, но ещё сохранившим формы телом, вбежала в воду. Позвала задержавшуюся Софью Лазаревну. И та, ещё раз оглядевшись, поступила так же: запрятав трусики и бюстгалтер под платье, вошла в тёплую и мягкую воду, не сдержав стона наслаждения. Римма Васильевна, уплывшая куда-то в ночной простор, громко поинтересовалась, нравится ли ей ночное купание, и она восторженно прокричала, что лучшего не помнит…

Римма Васильевна наконец выплыла из бархатной темноты, вышла на берег. Стоя нагишом в свете нарождающейся луны, собрала рукой мокрые волосы на затылке. Поглядывая на смутные очертания плавающей вдоль берега Софьи Лазаревны вдруг сказала:

– Виталик-то мой сохнет по твоей Светлане…

– Было бы с чего, – не особенно вдумываясь в услышанное, невпопад отозвалась Софья Лазаревна, направляясь к берегу.

– Ну, не скажи! Есть с чего сохнуть,– по– учительски категорично отозвалась Римма Васильевна. – Пара неплохая, кто знает…

Она не закончила фразу, заметив изогнутую фигуру сидящего возле их одежды мужчины. Вышедшая из моря Софья Лазаревна, ойкнув, испуганно спряталась за неё…

– Нарушаете, дамочки… – Раздался хриплый равнодушный голос. – Здесь городской пляж, а не…

– Свежая новость, – с иронией перебила Римма Васильевна и, нисколько не смущаясь, стала одеваться. Держа в руках широкую юбку, подождала, пока Софья Лазаревна оденется за её спиной и, обойдя сидящего, направилась в сторону городских огней.

– Рим, да ты погоди…

Изломанная фигура распрямилась и оказалась длинной и худой, такой же чёрной, как ночь, увенчанной на самом верху маленькой птичьей головкой с длинным носом и седым хохолком-ёжиком.

Римма Васильевна нехотя обернулась, глядя снизу вверх на едва различимое сморщенное лицо:

– На бутылку дать?

– Ну зачем так… Столько не виделись… Ты всё хорошеешь… И подруга тоже… ничего…

– На две? – перебила она и, сжав пальцами Софью Лазаревну выше локтя, прошептала: – Вот она, Софочка, моя первая и пропавшая любовь… Кто поверит, что за этим чучелом когда-то девки гурьбой ходили…

– И сейчас, – срывающимся голосом заметил мужчина.

– Не надо, Олег, не надо…

Римма Васильевна вытащила из внутреннего кармана юбки несколько сложенных купюр, протянула одну мужчине.

– Тут и на закуску хватит… – И вдруг по-бабьи жалобно протянула: – Что же ты так, а..? – И, не ожидая ответа, не отпуская руку Софьи Лазаревны, быстрым шагом пошла с пляжа.

Перед фонарями остановилась, торопливо надевая юбку:

– А давай-ка, Софья, после купанья, выпьем с тобой…

– Мне ещё ехать, – робко возразила Софья Лазаревна.

– А ты оставайся… Посидим, поболтаем…

– Волноваться будут, – возразила Софья Лазаревна, с сожалением думая, что всю жизнь она делает не то, что хочет.

– На нет и суда нет…

Римма Васильевна остановила такси, они покатили по светлым, праздным и многолюдным улицам. И Софья Лазаревна молча впитывала атмосферу большого южного города, непонятно почему жалея и себя, и Римму Васильевну, и даже Светочку, о которой вдруг вспомнила.

10

Возвращались они в самый пик обратной миграции, когда северные аэропорты заполнялись шоколадного цвета отогревшимися северянами. Встречались знакомые после длинных и богатых на события отпусков, и на оставшиеся деньги допивалось шампанское, доедались начинавшие портиться фрукты, потому что именно в это время к переполненным аэропортам добавлялась нелётная погода, удлиняя отпуск. В какой-то мере это было даже благом, ибо так растягивался переход от одной формы жизни: без забот, без дома, без усталости – к другой, выматывающей, с ежедневной работой, однообразной домашней суетой, долгой холодной зимой…

Им повезло, от моря они уехали по настоянию Софьи Лазаревны раньше, чем хлынул в обратном направлении поток отдыхающих, сразу же купили билет до Норильска, и почти неделю привыкали к уже начинавшейся осени в Подмосковье, следя за качеством ремонта, проводимого квартирантами. Вылетели по расписанию и прилетели в Алыкель вовремя, но за пару часов, что переезжали на свой маленький аэродром, тундру затянула дождливо-снежная морось, и маленькое помещение аэропорта местных авиалиний стало напоминать табор, сначала возбуждённо пьяненький, потом устало бодрящийся и наконец откровенно тоскующий, готовый на любые авантюры. Когда в конце концов мгла рассеялась и на горизонте завиднелись вершины Путоран, безотказные «аннушки» натужно загудели и заторопились-засновали над уже кое-где покрытой снегом пятнистой тундрой, преодолевая последние сотни километров до теперь уже несомненно желанных уютных домов, в которых всё было привычно и надёжно…

…Софья Лазаревна и девочки нашли свой дом именно таким; Осип Давидович подготовился к их приезду, наведя образцовый порядок. Розочка вихрем прошлась по комнатам, проверяя любимые безделушки, развешивая плакаты новых музыкальных кумиров, а Светлана ушла в ванную и долго смывала с себя запахи аэропортов, настоенные более всего на мужском поте и перегаре.

Софья Лазаревна занялась приготовлением обеда, потому что у Осипа Давидовича ничего не оказалось, кроме нескольких банок тушёнки. Пришлось тут же начать уничтожать привезённые деликатесы, которые уже не очень хорошо выглядели, и она отправила Розочку за Осипом Давидовичем, чтобы тот смог тоже хоть немножко попробовать привезённых гостинцев. Тот прибежал на пару минут, почмокал их в щёчки, поудивлялся загорелости, стройности и прочим положительным изменениям, перехватил несколько кружков сервилата, запил чаем и убежал, потому что как раз в этот день он сдавал дом и ждал комиссию. И они остались на кухне одни: размягчённая Светлана, порывистая Розочка, стремящаяся убежать к подружкам, похвастаться загаром и новостями (в их числе было признание в любви не только Роди) и вдруг почувствовавшая себя очень усталой, словно и не было никакого отпуска, Софья Лазаревна. Наконец Розочка убежала и они остались вдвоём.