Фёдор Быханов - Тайна горного озера

Причем, книги были как в роскошных кожаных, так я в дешевых коленкоровых переплетах, говоря о том, что нужны были для работы, а не просто в качестве коллера к мебелеровке или ненавязчивого указателя посторонним о начитанности хозяина.

Но после получаса изучения стеллажей, надышавшись пылью, покрывавшей книги и окончательно убедившись в тщетности этого занятия, Штернберг решил отправляться восвояси ни с чем.

И сделал бы это быстрее, но пугала встреча с советником Ласнером:

– Такие как он ошибок не прощают!

Торопиться же заставил низкий утробный гул, от которого жалобно зазвенели остатки стекла в оконных рамах, на две трети зашитых фанерой.

– Налет! – смекнул Штернберг, выскакивая из мрачного пристанища мертвеца на свежий воздух.

Тугая волна близкого разрыва бомбы встретила его на крыльце, и больно швырнула об стену.

Когда Курт пришел в себя, всюду стелился дым от занявшихся огнем строений. Едко пахло сгоревшей взрывчаткой. Но, на счастье, гул моторов стих.

Опорожнив свои утробы, бомбардировщики, видимо, ушли на свои аэродромы за новой партией фугасок.

Удар взрывной волны оказался более сильным, чем подумалось вначале Штернбергу. Мутило, кружилась голова.

С трудом поднявшись и покачиваясь на негнувшихся от контузии ногах, он обогнул особняк, ступая по следу, оставленному недавно им же на еще утром пушистом, а теперь припорошенным сажей и землей, снегу.

Только выпавшие испытания были цветочками, тогда как ягодки ждали его впереди.

То, что увидел эсэсовец, выйдя из-за угла дома, ему хотелось принять за наваждение.

Он даже зажмурился, не веря в представшую его взору картину.

Но, раскрыв, еще слезящиеся от контузии, глаза Штернберг убедился в реальности еще одного – нового несчастья, свалившемся на его голову.

Эта сторона улицы пострадала от бомбежки- больше всего.

Черные, в комьях вывороченной земли, оспы воронок покрывали, все обозримое взглядом пространство, не затянутое дымом пожарищ.

И больше всего коптил, опрокинутый вверх колесами, его вездеход, полученный на аэродроме по прилету в Варшаву.

– Это как же теперь я? – мелькнуло в воспаленном мозгу. – Ведь пешком-то и за два дня не доберусь. – Улетит «Юнкерс», посланный сюда Ласнером!

Еще более ужасным представлялся обратный пеший путь в его нынешнем обличьи – шикарного гестаповского офицера.

Особенно теперь, когда с минуты на менуту город могли взять русские.

– А здесь, на окраине, не только они, но и партизаны становились реальной угрозой, – знал Штернберг.

До боли закусив от обиды тонкие губы, Курт так сжал кулаки, что затрещала лайковая кожа перчаток.

Но тут же забыл и об этом.

С улицы донеслись голоса, топот многих ног, копыт и скрип тележных колес.

Услышав этот шум, стремительно, как тень, нырнул Штернберг от неожиданных свидетелей обратно – в дом Оссендовского.

И уже там попытался не просто укрыться от посторонних глаз, но и в корне изменить свое обличие.

Тем более, что поиск гражданской одежды не занял много времени.

Еще делая обыск в поисках карт или дневников старика, Курт, не совсем еще тогда осознанно, приметил, где хранились его костюмы.

Один из них и пришелся ему, как раз впору:

– Сразу видно – до болезни крепок был да осанист, – присвистнул, разглядывая себя в новом обличии, гестаповец.

И тут же решил для себя, как быть дальше, когда единственные документы – офицера СС лишь могли смертельно навредить владельцу.

Приходилось избавляться от греха подальше от удостоверения со свастикой на тисненой коже обложки.

– Для русских попробую сойти за беженца, а уж своим как-нибудь все объясню, – пробормотал Штернберг.

Разорвав на клочки несколько книг и журналов, он развел в камине огонь, в который бросил тугое портмоне с удостоверением, пропуском и предписанием ко всем чинам рейха оказывать ему всяческую помощь.

Когда пламя, вспыхнув в последний раз и стало угасать, поднялся от камина, выдернул из-под мертвого хозяина дома клетчатый шерстяной плед, накидал в него несколько, первых попавшихся ему под руки, вещей, книг и кое-какого прочего скарба.

После чего стянул узлом образовавшийся большой узел.

– Для пущей достоверности, чтобы уж никто не усомнился, что действительно погорелец идет с пепелища.

И все же, днем отправляться в дорогу Штернберг не отважился.

– Могли, – по его мнению. – В округе найтись те, кто видел его выходящим из машины у дома Оссендовского.

Лишь дождавшись наступления вечерних сумерек, беглец взвалил свою объемистую, хотя и не очень тяжелую поклажу на плечо.

– Прощай, старик, – бросил он на последок и с горькой усмешкой, распластанному на затоптанном полу старику. – Жаль, что забрал ты все с собой.

От гнева надулись желваки на скулах жертвы собственной алчности.

– Да только там тебе это не понадобится.

…За ночь он ушел довольно далеко, уверенно ориентируясь по местности. Ведь ее хорошо изучил на карте еще тогда, когда готовился к встрече с душеприказчиком своего дяди-барона.

Но все же не смог наверстать упущенное.

За тот день, что ушел у него на выяснение отношений с Оссендовским, Восточный фронт был прорван, и туда, куда ему было нужно – на Берлин, раскисшими январскими дорогами уже тянулись танковые колонны русских.

Так и пошел во след, прося где придется ночлега. Питаясь чем придется. Пока, уже поздней весной, когда и войне случился конец, не наткнулся на него патруль союзников.

– Беженец, говоришь? Поляк? – осклабился, глядя на перепачканную сажей костров, давно не мытую, физиономию путника детина в форме американского пехотинца с тусклыми сержантскими нашивками на рукаве защитного цвета куртки.

– А вот сейчас посмотрим, кто ты, да что. Раздевайся!

Ежась под насмешливыми взглядами солдат, Курт сбросил с себя, заляпанные грязью пальто, пиджак. Стал расстегивать ремень на брюках.

– Пока не надо, – повел стволом автомата сержант. – Рубашку снимай.

Когда Штернберг повиновался, последовал еще один приказ:

– Подними руки.

Прозвучавший с нескрываемой угрозой.

Задержанный и тут не стал перечить, продемонстрировав, остановившим его бывшим врагам, главную улику своего пребывания в элитных частях поверженного третьего рейха.

– Так и есть! Видишь под мышкой наколку – там у эсэсовцев принято отмечать группу крови! – удовлетворенно от того, что добился своего, хмыкнул старший патруля.

Он же и рявкнул:

– Собирай свои пожитки и следуй за мной. Я такими как ты уже целый лагерь набил.

Арест, краткое расследование и суд Курт Штернберг перенес как в бреду.

Когда же через год получил освобождение, то к его удивлению в канцелярии выдали и личные вещи: