Лев Портной - Сущевский вал

– Куда-куда! В Лианозово!

Морозов принялся в одиночку выносить из фургона оставшиеся коробки с бананами. Следующие двенадцать коробок принял Ахмадеев. Пока дожидались Тягача с тележкой, Сергей продолжал разгружать машину, выставляя коробки с бананами на полу. Несколько раз он ловил на себе несколько странный взгляд Виктора Семеновича. Тот будто удивлялся тому, что студент работает, и прикидывал, насколько у молодого человека хватит запала.

Грузовик освободился. Разухабистый водитель забежал в кабинет директора, сделал положенные отметки в документах и, помахав бумагами на прощание, умчался.

Вернулся грузчик. На свою точку отправился Ахмадеев. Следующую партию бананов приняла Варвара Антоновна. Сергей хотел отправиться с нею на точку. Но Виктор Семенович попросил его расставить аккуратнее коробки в торговом зале.

В магазине появилась незнакомая женщина с бесцветными глазами и кривой ниточкой рта. Сергей поздоровался, но она не ответила, а посмотрела на него так, словно ей казалось странным, что с нею здороваются.

– Нина Ефимовна, проходи, – сказал ей директор, и они скрылись в кабинете.

Сергей зашел в туалет, пустил холодную воду и сделал несколько жадных глотков. Подумал: «Не проведать ли Лену?» Припомнил сытые, ничего не выражавшие глаза Купчихи и решил отложить ухаживания до более благоприятного момента. Он вышел на улицу и заметил дядю Сашу, возвращавшегося с пустой тележкой. Вытянув шею, тот высматривал кого-то поверх голов.

– Вот она, – удовлетворенно вымолвил он.

Сергей увидел старуху, двигавшуюся вдоль торговых рядов с сумкой на колесиках.

– Ты, что ж, мать, смерти моей хочешь?! – заорал Тягач.

– Иду я, иду, – проворчала она.

– Идет она! Из Лианозова, что ли, путь держишь? – возмущался дядя Саша.

Не глядя на Сергея, он передал ему тележку и буркнул:

– Загони ее в зал и возвращайся.

Сергей втащил тележку в помещение магазина, оставил возле прилавка и вернулся на улицу.

Дядя Саша и Пузатый Тельник нетерпеливо дожидались, пока старуха раскроет сумку. Она вытащила бутылку водки и стакан. Первым выпил Тельник. Старуха наполнила стакан второй раз, дядя Саша одним духом осушил его, глаза его оживились, а багровая физиономия приобрела благостное выражение.

– Будешь? – спросил Пузатый Тельник Сергея.

– Прямо здесь? – Морозов с опаской огляделся по сторонам.

– Давай, мать, наливай! – поторопил старуху дядя Саша. – Я заплачу.

Та наполнила стакан и протянула Сергею. Голова его гудела, желудок ныл. Морозов боялся, что его вывернет, едва он пригубит. Тягач, старуха и Пузатый Тельник ждали. Он взял стакан и поднес к губам. Водка обожгла горло и превратилась в живительную воду. Он выпил до дна и с радостным облегчением выдохнул:

– У-ух!

– Три рубля, – объявила старуха.

– Чего? – изумился Морозов.

– Я заплачу, отдашь потом, – сказал дядя Саша.

Он вытащил из кармана замусоленную «трешку» и протянул старухе.

– Ну, заказывать будете? – спросила она.

– Баба Зина, ты таких вопросов не задавай, – ответил дядя Саша.

– Нам как обычно, – поддакнул Пузатый Тельник.

Они пошарили по карманам, и каждый выдал старухе по десять рублей.

– А ты что? – спросила баба Зина Морозова.

– Что я? – переспросил он.

– Новенький он у нас, – пояснил Тягач.

– Да я ж не слепая! А что, новенький не человек что ли? – сварливо ответила старуха и, обращаясь к Сергею, продолжила. – Тебе водка нужна? Я в «Восход» к двенадцати иду.

– Да у меня денег нет, – ответил Морозов.

– Э-э-э! – с досадой протянул дядя Саша. – Сколько тебе взять? Одну, две?

– Одну, – неуверенно сказал Сергей.

Дядя Саша вытащил из кармана еще «пятерку», протянул бабе Зине, а Морозову сказал:

– Потом отдашь.

Старуха спрятала деньги под кофту и направилась в павильон.

– Пойду, а то люди ждут, мучаются.

– Идем, мать, компанию им составлю, а то, что ж они, одни что ли будут, – повеселевший дядя Саша ушел с бабой Зиной.

Сергей вернулся внутрь помещения. Он взял пару яблок со стеллажа, вымыл их в туалете и вышел к черному входу. Там он подложил картон и уселся на пандусе, свесив вниз ноги. Голова больше не гудела, а желудок подвывал от голода, но уже не грозился вывернуться.

Правда, настроение омрачала история с деньгами. Сергей решил, что от бутылки водки он попросту откажется, извинится перед дядей Сашей и пусть он себе ее заберет или еще кому-нибудь отдаст, кто готов заплатить «пятерку», чтобы самому в очереди не убиваться. Но нужно было еще вернуть Тягачу три рубля за стакан, а в карманах у Сергея даже гривенника не было.

Он размышлял о старой спекулянтке. Выходило, что та занимала в двенадцать часов очередь за водкой в гастрономе «Восход», что на Бутырской улице, в два часа дня, когда по новым, «горбачевским», правилам начиналась торговля спиртным, баба Зина закупалась по предварительно собранным заказам, а потом раздавала водку, но не по «три шестьдесят две», как она стоила, а по «пятерке». Ушлая старуха имела по «рублю тридцать восемь» с каждой бутылки и еще оставляла при себе резервы, а на следующее утро вновь собирала заказы, попутно отпуская на «опохмелку» по три рубля за стакан.

Но еще больше, чем старуха, удивил Сергея дядя Саша. «Три рубля за стакан на „опохмелку“, – принялся подсчитывать Морозов, – три рубля за меня, червонец на водку для себя, пятерку на бутылку мне! Да и сейчас пошел кому-то компанию составить, так не бесплатно же баба Зина поить его будет!»

Сергей прикинул, сколько тратит Тягач на водку в месяц, и голова пошла кругом от вычислений. Сколько же тогда директор тут ворует, задался он вопросом?! Вот тебе и полдень, двадцать второй век! Построишь с такими коммунизм!

Поневоле проникся он уважением к Леониду Павловичу. Все же нужное дело тот делал, хотя и крайне неприятное. Однако же понял Сергей и то, что язык у него не повернется доносить на этих людей.

Он подумал о том, что впредь не должен позволять Тягачу платить за него. А для начала нужно было как-то добыть эту проклятую «трешку», чтобы избавиться от долга.

Задняя часть магазина выходила в Минаевский тупик, протянувшийся от Сущевского Вала и упиравшийся в забор какого-то учреждения, отделявший тупик от Минаевского проезда. Улочка была грязной. Всюду валялся мусор, – в основном, обрывки газет, картона и какие-то деревяшки. Тупик оставлял впечатление унылости и даже безлюдности, несмотря на очередь у входа в пункт приема макулатуры в глубине тупичка, наискосок от магазина.

А слева зиял пустотой точно такой же черный выход магазина «Мясо-Рыба».

Люди затравленно озирались. Счастливчики, сдавшие макулатуру, спешили прочь. Некий молодой человек, словно не замечая неприветливого окружения, прогуливался с собакой неизвестной породы. Пес был крупным, с гладкой палевой шерстью, с длинным хвостом и обвислыми ушами. У молодого человека взгляд был печальным, на лице застыла наигранная улыбка, а с собакой он держался с театральной обходительностью. Если пес норовил попробовать на вкус какую-нибудь находку, парень отвлекал собаку, сюсюкаясь с нею как с ребенком; если пес справлял нужду, парень с умильной улыбочкой терпеливо ждал. Прогулка походила на спектакль, словно молодой человек демонстрировал неизвестному соглядатаю, как он любит эту собаку и как трогательно о ней заботится.