Анатолий Резанович - Полынь-вода

– Да все по-старому… Потом расскажу. Пошли, перекусим.

– Пошли, – охотно согласился Иван, соскучившийся по домашней пище.

Алексей вынул из сумки мясо, домашнюю тушенку, кусок сала, десяток яиц, каравай белого хлеба, варенье, мед – все, что мать заботливо положила ему, провожая в столицу. Сели за стол.

– Так что дома? – аппетитно откусывая приправленное луком запеченное мясо, переспросил Иван.

– Вода: ни пройти, ни проехать. Дамбу прорвало, еле засыпали.

– Родители как?

– Живут. Мать опять уговаривала, чтобы оставался.

– Тяжело им, конечно. Село – не город, с утра до вечера – работа. Сам это хорошо знаешь.

– Да, нелегко.

– Галю видел?

– Ага.

Они замолчали.

– Евсей умер, – прерывая паузу, обронил Алексей.

Иван перестал жевать.

– Как?

– Да кто его знает! – с неожиданным раздражением буркнул Алексей. – Умер и все.

– А ты чего нервничаешь?

– Я не нервничаю, это так.

Он встал, пошел к кровати. Разуваясь, извиняющимся голосом попросил:

– Убери стол сам, а я спать… Хорошо?

– Хорошо.

Иван принялся за уборку. Вынося в коридор остатки пищи, мусор, заметил:

– Тебе с университета звонили, забыл сказать…

Алексей уже не слышал. Проваливаясь в сладкое забытье, он засыпал.

X

Едва Сергей Иванович Кутько вышел из дома, как сердце застучало – тяжело, глухо.

«Опять…»

Сергей Иванович машинально достал валидол, положил таблетку под язык. Горьковатый холодок успокаивающе разлился во рту. Стало немного легче. Но все равно сердце ворочалось как-то неуклюже, рывками и Кутько тут же, у подъезда, сел на скамейку, внутренне напрягся…

Сердечные приступы были у него в последнее время часто. Временами схватывало сильно, уцеписто, хоть кричи. Об этом Сергей Иванович никому не говорил, даже жене: боль свою носил в себе.

На скамейке Кутько сидел долго, смотрел слезившимися глазами на детишек, шумно играющих во дворе, и невесело думал: «Старость. От пули на войне можно уйти, уходил не раз, а от старости не уйдешь, не спрячешься. Уцепилась – и все, баста…»

Боль все же отступала, сердце набирало привычный ритм. Сергей Иванович поднялся, застегнул на все пуговицы серое демисезонное пальто старого покроя и неторопливо пошел к заводу.

Жил Кутько в старом приземистом одноэтажном доме, застолбившем место в переулке Софьи Ковалевской, в десяти минутах ходьбы от завода радио- и телевизионных футляров. Переулок этот небольшой, дома на нем в основном частные, деревянные, построенные сразу после войны. Весной вокруг них кипят буйным цветом сады, поют птицы, пахнет дурманяще, сладко.

Шагая вдоль забора, над которым колыхались ветки вишен, глядя на набухшие почки, Сергей Иванович довольно отметил про себя: «Затяжелели, видно зацветут до срока. Быстрее бы…»

На завод Кутько пришел бодрый, точно и не было сердечного приступа. Первая смена уже заканчивалась. Сергей Иванович переоделся и пошел в цех. Сменщик, Геннадий Евсеевич Глиншин, мужик худой и высокий, убирал вокруг станка мусор.

– Оставь. – Кутько махнул рукой. – Сам уберу.

Глиншин положил щетку, вытер ветошью руки. Уходя, обронил:

– Начальник цеха просил тебя зайти к нему.

– По какому делу, – несколько удивленно спросил Сергей Иванович.

– Не знаю, – буркнул сменщик.

– Ладно…

Кутько убрал мусор, протер станок, проверил инструмент и только тогда пошел к начальнику цеха.

– А-а… – Михаил Антонович Демьянович поднял свое грузное тело. – Познакомься, – он указал на высокого молодого человека со светлыми пышными, неподатливыми расческе волосами, – корреспондент из газеты «Советская Белоруссия» Владимир Петрович Беляков… А это, – начальник цеха повернулся к Сергею Ивановичу, – наш лучший бригадир Сергей Иванович Кутько…

– Здравствуйте, – корреспондент, поднявшись, протянул руку.

– Добрый день.

– Ну, – начальник цеха поднялся, – я пошел, а вы тут поговорите.

Михаил Антонович тихо закрыл за собой дверь.

Сели к столу. Беляков помолчал, разглядывая старого бригадира, потом спросил:

– Здоровье не подводит?

Кутько вскинул брови, однако ответил:

– Бывает.

– Давно бригадой руководите?

– Да уже лет двадцать.

– Тяжело?

– По-всякому. Раньше, что скрывать, тяжелее было, а сейчас привык. Да и люди в бригаде хорошие, толковые.

– Вы назовите, пожалуйста. – Корреспондент вынул блокнот, ручку. – Я запишу.

– Записывайте. – Сергей Иванович перебрал в памяти фамилии. – Записывайте… Анатолий Андреевич Пожиток, Семен Денисович Шелягович – это наши, можно сказать, старые кадры… Молодые – Иван Даниш, Алексей Жилевский, мой ученик Саша Стасевич… Да почти все заслуживают похвалы.

– О тех, кого вы назвали, подробнее можно?

– Можно, чего же нельзя.

Бригадир стал рассказывать обстоятельно, неторопливо, выделяя сильные и не утаивая слабые стороны каждого.

– Хорошо. – Беляков положил ручку. – А вот в ком вы видите свою смену, вернее кто, если вы уйдете на отдых, станет на ваше место, будет бригадиром?

В груди Кутько неприятно кольнуло, к голове стало подниматься тепло. «Еще не написал, а уже на пенсию провожает», – неприязненно подумал Сергей Иванович и хмуро обронил:

– Поглядим.

Корреспондент, угадав мысли бригадира, улыбнулся.

– Да я не в этом смысле. Извините, если обидел вас.

– Чего уж там… – У Кутько немного отлегло. – Не молодой я, пора и о покое подумать.

– Давайте о проблемах поговорим, – чтобы сгладить неловкость предложил

Ермолов. – Что мешает работать?

Сергей Иванович ответил не сразу: было видно, что думал он об этом не раз.

– Первое – это частая неразбериха в организации труда, – начал бригадир. – Ведь что получается. В начале месяца мы ходим – руки в брюки, а в конце – аврал. Давай план – и все. Отсюда – брак, халтура. Да вы и сами об этом знаете, на многих предприятиях так. Второе – быстро стареют наши инженерные разработки. И это притом, что работаем мы в цехе новой техники. Дали нам чертежи, сделали мы станок, а он уже не той кондиции… Устарел, словом. И третье – не хватает хорошего, современного инструмента. Взять те же сверла, фрезы. Новые – дефицит. Что у нас, железа в стране нет, чтобы инструмент сделать? Есть, а не делаем.

– Дефицит у нас ощущается, что скрывать, – согласился корреспондент. – Это мы знаем, видим. Особенно когда в магазин заходим.

– Во-во, – поддержал Кутько. – А все потому, что мало думаем о завтрашнем дне. Я вот на заводе сразу после войны начал работать, а старые проблемы живут и по сегодняшний день. А ведь все знают, что плохое производство – это плохие товары. Телевизоры, к примеру, наши. Огромные, тяжелые ящики, не поднять. Показывают плохо, звук часто пропадает. Я в прошлом году с делегацией ездил в Финляндию, насмотрелся. Техника у них отменная. Научились капиталисты делать. Одно слово – рынок… Обидно. Что мы, хуже?