Дарья Гребенщикова - Дашуары

– хорошо, – твердо отвечал мужчина, впиваясь в край кресла, – слышу хорошо. И зрение хорошее.

– Вот видите! – замдир обтек кресло с тылу и хлопнул в ладоши, – а сходите на спектакль, оглохните! Ни-че-го больше не услышите… – вспотев, Лисицкий расстегнул пуговицы на жилетке, – будете глухой и меня еще ругать будете! Скажете – не предупредил меня Афанасий Альбертович! Не досмотрел! нет-нет, голуба моя, не посмею! Моя забота о ветеранах, о престарелых – Лисицкий скрестил пальцы в кармане объемных брюк, – всем известна. Да я стольких в санатории отправил… да..

– мне положены билеты! – уже с тихой ненавистью сказал мужчина, – положены, понимаете?

– конечно! Разве я билетов Вам не дам? Ну что же Вы так… – Лисицкий добежал до стола, танцуя, придвинул к себе черный от замет еженедельник, – Вот! Сергей Сергеевич мой дорогой человек! я уже пишу! В кассу! Вот! На два лица! Партер! Середина! Чудно-чудно, – пел Лисицкий, вкладывая бумажку в руку мужчины и

нежно выпроваживая его из кабинета, – вот! чудненько! прекрасненько!

Когда за просителем закрылась дверь. Лисицкий пал в кресло, нажал кнопку селектора, спросил себе минералки и кофе, взяв из напольного сейфа бутылку, капнул себе коньяку… – ну народ… все на «Ундину и Небось»!! А кто остальное-то смотреть будет?

Мужчина, протянув в кассу счастливый листочек, получил два билета. На спектакль «Чехов»…

Ася не умела петь. Но – любила! Не умела танцевать – но любила же! Она любила все, что двигалось, пело, блестело, кружилось, – она любила праздник! Девчонкой, она впивалась глазенками в цирковые праздники на манеже, прилипала – не оторвать! к афишам детского театра, а уж кукольный, кукольный. Образцовский, с «би-ба-бо» на афише!

Жизнь же была сурова. Бабушка, мама и две бабушкины сестры, живущие с ними в огромной ленинградской квартире на 3 линии Васильевского острова, были тверды. «Никаких театров!» – сказала старшая, Ольга, подняв к потолку сухонький палец. Над ними жила балерина. Она прыгала под музыку, и хрустальная люстра, потерявшая половину подвесок, ласково пела – «дзынь! Дзынь – дзынь-дзынь!» К балерине ходили поклонники с цветами, и это было неприлично.

«Никаких опереток!» – сказала средняя, Ирина – и показала таким же пальчиком – вбок. Там, за стеной, жила опереточная дива, которая весело напевала арии из «Сильвы» и «Марицы» и прыгала в зажигательном канкане – с дивана, на пол. «Тум-тум-тум -буум! – отзывался бронзовый бюст ученого Асиного прадедушки, стоявший вплотную к стене.

«Никаких цирков! – сказала младшая из сестер, мама, – голову сломает или лев ее съест!»

«Нет, нет и еще раз – нет» – это уже сказала сама бабушка, Нина.

И маленькую Асю отдали в кружок судомоделирования с прицелом на Корабелку. Ася честно клеила парусники, рисовала флажки и стучала Азбукой Морзе своему соседу Ваньке. По батарее центрального отопления.

В институт Ася поступила сразу. Потому, что прадедушка был знаменитым кораблестроителем. Его именем даже назвали сухогруз. Имя оказалось длинным, и сухогруз поплыл в усеченном варианте – СППВ-44 бис.

На беду, в Корабелке была сильная самодеятельность. Настолько сильная, что флот СССР постоянно не мог досчитаться инженеров-корабелов. Тут наша Ася и развернулась. Среди красивых, хорошеньких или просто внимательных мальчиков она расцвела, перестала зажиматься, распелась, расплясалась и разыгралась до того, что поступила в ЛГИТМИК и вышла оттуда с дипломом актрисы театра и кино. Глядя сейчас на работы этой миловидной, искрящейся, улыбчатой девушки, трудно поверить, что она могла бы затеряться в угрюмых доках, среди ржавых корабельных днищ и грубых докеров.

Вот ведь – от судьбы не уйдешь, ага?

Вера Аркадьевна Кольцова – актриса. Она буквально взлетела в восьмидесятые, снявшись в мелодраме, в успех которой никто не верил. Обычная киношная история – героиня любила женатого, ее полюбил молодой и успешный, она женатого бросила, а потом передумала и опять вернулась в свое одиночество с чужим мужем. Женщины рыдали, думая, надо же! Есть еще любовь на свете, правда, непонятно, к кому. В девяностые стало скучнее, работа была из дешевых, но Вера Аркадьевна пыталась выбирать, до рекламы не снисходила – продержалась. Пока перебивалась, даже курс взяла в театральном, даже в Америку съездила – соотечественников порадовать. Те уже успели устроиться, на актрису смотрели снисходительно – вот, мол, дура, уехала бы десять лет назад, уже была бы – как мы. Ну, не в шоколаде, так хоть в фольге. Там же встретила свою старую любовь, Васечку Кисляева. Васечка приятно располнел, загорел, хвастал фотками жены-мулатки, дорогой тачки, стриженого газона, карточкой гольф-клуба, пил виски, пытался ущипнуть Веру Аркадьевну по старой памяти, но, протрезвев, от дальнейшего сближения отказался. Вера была разочарована, вернулась в Москву, где все ей показалось тусклым и будничным после американского многоцветья и многоголосья, стала искать старые связи – сниматься, сниматься! Время уходило стремительно, а поджимали уже не двадцатилетние, как раньше, а чуть не старшеклассницы. Их снимали охотно, считая не актрисами даже, а «исходящим» материалом. Вера Аркадьевна уже привыкла слышать в трубке «Ну, Верунчик, ты знаешь, детка, сейчас такое время… ты пойми… ты лицо на классику, а мы же гоним – что? Ну, разве на маму второй героини? Или соседку? Нет? Ну, как знаешь…» Привыкнув к отказам, она внутренне постарела, зажалась и была готова на любую работу. Но больше не было клубов, дворцов культуры – были только частные школы да репетиторство.

Мало кто узнавал ее – да и кто помнил? Одиночество давило, и она все больше замыкалась в себе. Прибилась к ней как-то на улице собачонка, беленькая, невзрачная, несчастная. Кольцова пригрела её, выводила гулять, так и познакомилась с Сергеем, который восхищался Верой по старым её фильмам. Сергей был много моложе, женат, но Вера Аркадьевна полюбила его искренне. Сергей оказывал ей мелкие услуги, выслушивал воспоминания о знаменитостях, закатывал глаза от восторга, приносил недорогие розочки и даже возил на дачу. Впрочем, жена Сергея к Вере Аркадьевне не ревновала. Вера Аркадьевна, поймав себя на том, что она опять если не любима, то хотя бы желанна, вдруг согласилась на эпизодическую роль в скучнейшем сериале, да сыграла с таким блеском и юмором, что снова вышла в звезды. Полетели приглашения на ток-шоу, вышла пара глянцевых дамских журналов, да еще кулинарный поединок, на котором Кольцова блистательно испекла настоящий пирог с визигой. Слава вернулась, появились деньги, и уже можно было себе позволить многое, и поменять «лицо», и позволить себе – быть узнанной на улице… Сергей отошел в тень – на него просто не хватало времени, но он приходил, как прежде, по пятницам, и приносил розы. На длинных колючих стеблях. Из Америки приехал Васечка, и Кольцова закрутила роман, да какой! Со сплетнями, фотографиями, да так, что дело чуть не кончилось разводом с красавицей-мулаткой…