Елена Хисматулина - Рецепт винегрета

Москва встретила суетой трех вокзалов, бесцеремонностью теток, волочащих по ногам сумки, полные провизии и товаров, цыганами, подворовывающими у зазевавшихся пассажиров, калечными, нагло и напористо требующими содержания и весьма неплохо пользующимися скромным подаянием тысяч прибывающих в город. Володя шел решительно и твердо, не обращая внимания на хитрованов таксистов, заманивающих в свои видавшие виды авто растерянных приезжих, легко огибал зазывал-наперсточников, лавировал, уворачиваясь от столкновения с мужланами носильщиками, таранящими толпу огромными телегами с чемоданами и тюками. Он выплыл, наконец, на простор, оставив позади неугомонность вокзалов, и увидел широкие улицы давно заочно любимой им Москвы. Поправив рюкзак на плече, Володька юркнул в метро, где в первый и единственный раз был год назад вместе с отцом, когда они прощупывали столицу, наводили справки об университетах, вузах, специальностях и конкурсах, когда впервые план его будущего начал обретать реальные черты.

Непросто, но все случилось так, как предполагалось и к чему два последних года шла напряженная подготовка. Володька чуть не срезался на математике, чудом в последний момент ухватив в сознании правильное решение. Честно сказать, даже не в сознании – бросил взгляд в листок сидящего рядом остроносого задохлика, который в потных очках строчил решение, в уме складывая и вычитая бесконечные по разрядам числа. Володька увидел, что у парня задача приобрела замысловатое содержание, до которого его собственный мозг не смог додуматься. Он пристальнее вгляделся в записи конкурента, ухватил суть, решительно росчерком пера распластал ранее излитое на бумаге, переписал и пересчитал, сдал работу и еще несколько дней затаенно ждал результатов. Пятерка, заработанная не совсем честным образом, позволила двинуться дальше, преодолеть еще два испытания и через несколько дней срывающимся от волнения голосом кричать в трубку междугородки радостное известие домой – поступил!

Володька хотел позвонить и Нэле, но в последний момент вспомнил слова: «Напиши…» «И вправду, напишу лучше», – пообещал себе Володька, а потом закрутился, замотался, втянулся в учебу и забыл о письме почти на год.

Лето после первого курса провел под Ханты-Мансийском в стройотряде. Родители проведали Володю уже в октябре, приехали неожиданно с гостинцами, неделю побыли в столице, каждый вечер ожидая свое повзрослевшее чадо в гостинице. В первую очередь мама настаивала на плотном ужине в кафе напротив, а уж после баловались чаем с конфетами, которые Володька поглощал в неимоверных количествах, объясняя, что его растущий и распухающий от информации мозг требует ежедневного допинга. Осоловевшего от сытости сына провожали до общаги, сами возвращались, и мама еще долго перед сном говорила с отцом о будущем Володьки, о том, каким правильным было решение отправить его учиться именно в Москву, о многом так важном для их небольшой семьи. Отец соглашался, гордился про себя сыном, да и собой, считая его способности продолжением собственных талантов, переданных с генами и нашедших достойное продолжение.

В день отъезда родителей Владимир смог сбежать с пары и добраться до вокзала практически к отходу поезда. Запыхавшийся, примчался к вагону, позволил матери взъерошить на голове непокорный густой ежик и обнять «своего дубинушку», как мать любя звала сына. Привычно толкнулся плечом с отцом – традиция. Поезд длинным зычным гудком призвал отъезжающих поторопиться. Родители засуетились, прошли в купе и долго еще махали сквозь пыльное окно москвичу Володьке. В ответ он тоже сдержанно махнул рукой и зашагал обратно в город. В общаге, снимая куртку, обнаружил, что приготовленное короткое, на полстранички, письмо Нэле так и забыл передать с родителями. Покрутил в руках – отправить почтой? А что отправлять, там и нет ничего – учусь, все нормально, был на севере летом, там красота дикая. Вот и все, чем мог поделиться с ней Володька за первый год разлуки. Выбросил в мусор – несерьезно.

На третьем курсе закрутила Володьку жизнь, завертела. Во время очередной мальчишеской пирушки в общаге чудесным образом возникла стайка непривычно легких, ярких, как птахи, девчонок. Откуда они появились, Володька не понял. Пить много никогда не пил, и в этот раз был вполне в кондиции, но момент, когда кто-то откуда-то привел трех потрясающих девиц, пропустил и внезапно обнаружил, что не может отвести взгляд от желтоглазой загорелой неземной Натальи. На ней было что-то вполне соответствующее молодежной компании – тесные до невозможности джинсы, яркая рубашка с глубоким вырезом. Но у Натальи все было за рамками понимания и сверх всякого представления о существующей красоте. Длинные, потрясающе длинные, стройные и упругие ноги, которые в тесных джинсах приковывали внимание. Тонкая, невозможно тонкая, подчеркнутая широким поясом талия, за которую девушку хотелось тут же привлечь к себе. Глубоко расстегнутый ворот рубашки заставлял сердце героя биться где-то под кадыком, так как пышная, непонятно почему такая пышная грудь у столь стройной и подтянутой девушки, добивала взиравшего окончательно. Вся она будто выпирала из одежды, словно готова была выпрыгнуть Володьке в руки, но при этом даже не смотрела в его сторону. Вокруг нее сразу образовалось свободное пространство для обзора. Она быстро обжила его: кинула что-то веселое влево, тут же грациозным движением бедра сбросила на пол сумку с плеча, прислонилась горячей, налитой солнцем щекой к кому-то знакомому, открыла в приветственной улыбке пухлые матовые мягкие губы.

Володька ошалел, некоторое время в восхищении наблюдал за Натальей, но понял, что больше не воспринимает никого и ничего и не может отвечать за свои поступки. Не спрашивая и не давая никому более права претендовать на нее, увел свою богиню, унес по лестнице в свое общежитское логово, закрыл дверь и больше не слышал, не видел, не понимал – только чувствовал… Утром бережно уложил голову своей страстной подруги на подушку, выполз в коридор, переступил через спящего у порога, не прорвавшегося в дом и все еще хмельного соседа по комнате, домчался до ближайшего магазина, купил теплого хлеба, сыра, свежего молока. В отделе тортов с осторожностью принял из рук продавщицы потрясающее кремовое пирожное и, переполненный нежностью, вернулся к любимой. Он уже скучал, оставив ее в кровати на долгих двадцать восемь минут.

Наталья проснулась, когда Володька пропустил уже вторую пару. Она не испугалась, не смутилась, откликнулась на его поцелуй, еще и еще… К четырем часам был съеден хлеб, сыр, выпито молоко, и пирожное манящим кремовым мазком украсило Наташкины мягкие от любви, потерявшие четкость линий губы. За дверью засопел сосед. Неудобно было просить его еще одну ночь провести у порога. Сознание Володьки заметалось в поисках решения – куда увести, унести, украсть Наталью, но она шепнула, что хотя бы раз в два дня должна появиться дома, и выпорхнула за порог, мелькнувшей красотой сразив наповал набычившегося соседа.