Виктор Золотухин - Chikatilo forever!

– Так он после этого творить начал, – разошелся я. – Стихи пишет. Видимо либидо ему мешало раскрыться как творческой личности.

– И что за стихи?

– Бред всякий, типа «я присягаю с сыном на верность Октябрю».

– Это с тем, который ему мужскую гордость отстрелил? – смеялась Таня.

– Отстрелил не он, а жена его. Так вот он всю свою любовь на сына перенес да на родную партию.

Из троллейбуса мы вышли уже как хорошие знакомые.

– А тебе сколько лет? – спросила Татьяна.

– Восемнадцать, – соврал я. – А тебе, хоть и неприлично у девушки спрашивать?

– Мне двадцать два.

– Я думал тебе от силы двадцать, – сподобился я на банальность.

Татьяна пропустила ее мимо ушей.

– Тебе точно есть восемнадцать?

– Конечно, в августе исполнилось, – как можно беспечнее пролепетал я. – А почему это так важно?

Моя новая знакомая, казалось, вздохнула с облегчением.

– Видишь ли, я здесь «на химии»…

– На какой химии ? – улыбался я, думая, что этот разговор – продолжение шутки с Мундштуком.

– Я сидела в тюрьме и отпущена на поселение до конца срока. Это и есть «химия», – совершенно серьезно сказала Таня.

– Так ты не местная?

– Нет, я родом из Кенисберга.

– Из Калининграда что ли?

– Из него самого.

До меня постепенно стал доходить смысл ее слов. Но умом понять ситуацию я пока не мог.

Зечки в моем понимании были матерыми бабами с хриплым голосом и огромными сиськами. Сидели они широко расставив ноги покрытые венозными узлами. В одной руке стакан, в другой «Портвейн», в зубах «Беломорканал», сквозь зубы доносятся непристойности. В Татьяне ничего подобного и близко не было. Более того, моя новая знакомая была привлекательна особой красотой, обаятельна, тактична и, что очень немаловажно и уникально в наших краях, музыкально образована.

– Ты что, пионера топором зарубила? Статья-то какая?

– Двести двадцать четвертая.

– Что это? Браконьерство?

– Ты тоже знаешь этот анекдот, про бабку, которая в речке подмылась и всю рыбу отравила, – улыбнулась Таня. – Нет, осудили меня по статье за наркотики.

«Вот оно! – подумал я. – То-то на зечку она не похожа. Не воровка, не убийца. А наркотики – это даже интересно.»

О наркотиках я не знал ничего, кроме того, что отец как-то говорил, что у него друг детства «колёса» глотал, да так и умер. Да еще мой знакомый один девушкам в вино что-то подмешивал, чтобы меньше сопротивлялись. Хотя и безуспешно, потому что сам очень любил вино и надирался первее всех.

– Без десяти десять мне надо быть в общежитии на проверке. Иначе мне запишут побег. Потому я и торопилась.

– И долго тебе еще так проверяться? Когда освободишься?

– Через десять месяцев.

Мы шли меж старинных домов. Их строили еще пленные немцы. Внезапно вышли к снежному городку. Типичный набор: ледяная горка, Дед Мороз со Снегуркой, снеговик, что-то типа лабиринта. Вокруг снег убран. В разные стороны от городка тянулись узкие тропинки.

– Мы пойдем по этой, – показала Татьяна на самую извилистую.

Видимо, она любила необычные пути.

Женское общежитие «химиков» было грязно-серым пятиэтажным зданием с одним центральным входом. Недалеко от входа крутились, отчаянно матерясь, двое пьяных уголовников.

– Ты меня до дверей не провожай, дойду сама, – сказала Татьяна.

Мне и самому не хотелось, пьяная шпана внушала страх. Но если бы попросила, дошел бы до двери, смело подставив свое лицо под кулак. Но почему-то я был уверен, что она им не интересна, не в их вкусе. Ее одну они не тронут.

– Когда встретимся? – спросил я.

– Как тебе будет удобнее.

Я на секунду задумался.

– Праздники будут, суета… Давай, когда все пройдет, через восемь дней в пятницу.

– Давай. Во сколько придешь?

– Могу в четыре.

– Я еще буду работать. Давай в шесть.

– Хорошо.

– Вон мое окно на четвертом этаже, – Татьяна показала. – Крикнешь меня, я и выйду.

Возвращался я домой пешком, это было недалеко, и в приподнятом настроении. У меня была девушка, которая сразу очень понравилась мне. С ней легко было общаться. Она привлекала сексуально.

«И кто знает, – думал я, – может это тот самый случай, когда я, наконец, стану мужчиной ? А что касается моей маленькой лжи насчет возраста, так ли это важно?»

Дома я был в десять вечера.

Когда лег спать, то долго еще не мог заснуть. Все думал о своей новой знакомой. И она мне все больше нравилась. Наверное, я влюбился.

Любимым своим праздником я всегда считал Новый год. Еще в детстве я любил залазить в угол квартиры под елку, обозревать оттуда окрестности, грызть конфеты из новогодних подарков и вдыхать аромат хвои.

Став взрослее я задолго готовился к празднованию: искалась свободная от чьих либо родителей квартира, велись переговоры со знакомыми девушками, закупалось небольшое количество спиртного – все для того, чтобы в один прекрасный момент я мог остаться наедине с понравившейся девушкой, целоваться и залазить рукой в ее разные места. Однако, в этом деле меня всегда преследовала фатальная неудача. То квартира сорвется, то надо ехать куда-нибудь с «черепами», а чаще просто девчонки не являлись в последний момент. Праздник портился стабильно каждый год. Странно, но любить меньше Новый год из-за этого я не стал.

Решив, что я – хронический неудачник в деле организации новогоднего празднования, я решил эти обязанности взвалить на своего дружка Леву Голдмана.

Лева заверил, что на Новый год он раздобудет несколько классных девчонок. Кроме того, у него уезжают родители, и двухкомнатная квартира будет в полном распоряжении подрастающей общественности.

Так оно и вышло. Только с одной маленькой поправкой. В роли подружек выступили две его двоюродные сестры. Обе здоровые, носатые, с большими острыми подбородками.

Но и это обстоятельство еще не было фатальным. Гораздо хуже было то, что девушки, как бы помягче выразиться, противоположным полом совсем не интересовались. Либо еще не думали об этом, а, может, и поставили крест на взаимоотношениях между полами после того как посмотрели в зеркало. В любом случае, при брате они бы себе «этого» не позволили.

Другой бы хоть надрался «в соплю», благо спиртного навалом, но я пил тогда очень мало и без удовольствия. Так что подобная перспектива меня так же не прельщала.

В полночь по традиции бокалы с шампанским звякнули об экран телевизора, где совершенно трезвый Брежнев нетрезво поздравлял страну с очередными свершениями в области построения развитого социалистического общества. Потом все пошли танцевать, что мне довольно быстро надоело.

Я заглянул в маленькую комнату. Кровать, укрытая голубым пледом – спальное ложе голдмановских «черепов», шифоньер, тумбочка со старинным радиоприемником «Балтика».