Григорий Ряжский - Симулякр

«Граждане и гражданки великой Руси!

Злые силы хотят обмануть вас, незаконно присвоив власть, а заодно все богатства нашей Родины. Законно же избранные народом члены Верховного Совета, как и другие патриоты страны, в эту минуту томятся в заточении в Белом Доме, без света, воды, пищи и связи. Их обстреливают из танковых орудий и гранатомётов, они умирают, но не сдаются. Президиум Верховного Совета на основании действующей Конституции отлучил так называемого президента от власти, однако преступники не пожелали исполнить волю народа, нашу с вами волю, товарищи.

Братья и сёстры, Родина в опасности!

Скоро, очень скоро враги, узурпировавшие власть, и их танки уничтожат нашу последнюю с вами надежду. И следующими станем все мы – те, кто не готов смириться с нашествием вражеской силы – иначе этих людей и не назвать. Захватчик коварен и хитёр, и он будет пытаться вновь обмануть вас, доверчивых русских патриотов, моих сограждан, москвичей. Не верьте! Выходите на улицы, на площади, собирайтесь в толпы, митингуйте, стройтесь в колонны, вооружайтесь как умеете, оказывайте любое сопротивление, протестуйте против величайшего из преступлений, цинично и нагло совершаемого на ваших глазах.

Я, Адольф Мякишев, русский патриот и боевой генерал, в этот страшный для Родины час являюсь законным исполнителем воли моего народа. И потому призываю вас, добрые русские люди, – не поддавайтесь на провокации, не отступайте. Не верьте лютому ворогу. Не просите у него пощады. И ничего не бойтесь.

Мы – русские! И потому враг не пройдёт и будет разбит!

Слава великой России!

Победа будет за нами!».

Шесть грузовиков – четыре Камаза и два Зилка, которые мы по пути в Останкино реквизировали у населения – по существу не пригодились. Мы просто выстроили их в линию, перекрыв входы-выходы из здания. А БМП развернули мордами к окнам.

Через полтора часа после того, как я дважды считывал и выправлял воззвание, раздался лязг гусениц, и с десяток танков и шесть БТР-ов, ревя моторами и чадя густо-синим, пошли по Академика Королёва. Из забаррикадированных входов первого этажа им приветственно махали несдавшиеся блокадники. Слышал, как один, щуплый, в очках и триколором в руках, орал через открытое окно:

– Сюда, братья, сюда, родные наши! – пребывая в уверенности, что помощь близка. Что Дом Советов, оплот и цитадель антидемократии, взят, и танки, осуществив главную задачу по выкуриванию сопротивленцев из Дома, выдвинулись в сторону защитников телецентра.

Щас!

Я выскочил из боевой машины пехоты и, размахивая свежесочинённым воззванием, ринулся навстречу Мякишеву. Чёрт его, конечно, знает – то ли это был он, а то ли, наоборот – не пошедший на подкуп Галкин, решивший воспользоваться ситуацией и разыграть совершенно убийственную карту двойного назначения. Рация шипела, разобрать что-либо было невозможно, и потому мне оставалось лишь надеяться на торжество человеческой подлости. Это я о Галкине. Но внутри себя на все на сто был уверен, что тот поведётся, – на том ведь стоим, братцы, особенно в смутные времена переломов.

Так и вышло. Как только в поле моего зрения обнаружилась колонна, я тут же увидал и недостающее – голову и плечи нового лидера нации, моего будущего шефа, возвышающиеся над башней головной машины. Надо сказать, танкистский шлем ему, в общем, шёл, потому что без этого специального убора его плешивая, совершенно не закрываемая фуражкой отвратительно шишковатая башка никоим образом не соответствовала представлениям любого доброго человека о руководителе вооружённого восстания – воине и главнокомандующем.

Завидев меня, Адольф выбрался через башню, соскочил с брони и сходу спросил:

– Написал?

Я протянул ему рукописный листок и, в свою очередь, озадачил встречным вопросом:

– Ну что, он с нами, товарищ генерал?

– Не видишь разве, – пробормотал Мякишев, неотрывно поедая мой текст глазами, – слепой что ли, старлей?

Танки, выстроившись в линейку, ждали любой команды, от своих или чужих. Всё окончательно перепуталось в головах и мыслях командиров и заряжающих. Ещё недавно они разрывными обстреливали Дом Советов, однако спустя короткое время поступил приказ о перебазировании и занятии других рубежей: с дислокацией через городской центр и сменой самого противника.

– А что с заточенцами? – не угоманивался я. – Они-то как? Где?

Адольф дочитал бумагу, хмыкнул под нос и задумчиво произнёс:

– Знаешь, даже я бы не сочинил лучше. – Только надо «россияне» или «российские» переписать на чётко «русские». В остальном утверждаю. Молодца, полковник, натурально молодца!

Не скрою, растерялся. Немая сцена, как в кино. Понимал, само собой, что заслужил, но чтобы так скоро, разом через четыре звания прыгнуть, к тому же от пока ещё не до конца легитимного главнокомандующего? Однако виду не подал, вытянулся в струну и отбил словами, как ж/б блоками:

– Слу-жу Ро-ди-не!

Мякишев удовлетворённо кивнул. И тут же развил тему:

– Они там пока ещё в Доме, но Галкин сказал, сам доделает, теперь ему деваться некуда, атаману. Там вопрос часа на полтора, не больше: как только свежие таманские подтянутся и его личный спецназ. Так что мы с тобой тут займёмся, а они – там.

– Так оно надо нам теперь, воззвание это? – озадаченно спросил я, – для чего же людям в толпы собираться, зачем митинговать? Глядишь, поубивают друг друга под такое дело?

– Ну это всегда не лишнее, – раздумчиво покачав головой, не согласился генерал, – ты, полковник, хоть и шустрый, и ловкий, как вижу, и умишком бог не обидел, а только главного покамест не усвоил.

– Это вы о чём, Адольф Михайлович? – сосредоточился я, немного уязвлённый таким замечанием. Хотелось несколько большей оценки моего личного вклада в предстоящую победу над уродами. Хотя бы на первых порах.

– А о том, друг мой Капутин, что чем больше страшного для людей натворишь, тем самому же потом проще будет ими управлять. Такой у природы закон. Только не у той, где цветочки да хорёчки разные, а у нашей, человечьей.

Сопротивления не было, никакого. По команде Мякишева танковая колонна синхронно развернула орудия в сторону телецентра, после чего два взвода автоматчиков спокойно прошли внутрь и прямиком направились в аппаратную информационной студии Первого канала. Мы шли следом. По пути Мякишев, шевеля припухающими от волнения губами, долбил мой текст: сам же я в это время уже прикидывал дальнейшее развитие событий. Главным всё ещё оставалось нейтрализовать Галкина или же убедиться в его окончательной преданности. И куда-то деть арестованную нами власть: то ли заточить до лучших времён, то ли сразу расстрелять по-тихой, списав на особое положение дел по спасению Родины. Ну и разобраться с бывшими заточенцами – другой веткой власти, которую требовалось теперь обойти культурно, но жёстко. Я понимал, что наилучший вариант в предлагаемых обстоятельствах это ещё через пару часов объявить народу, что к власти пришли военные из патриотов. То есть мы с Мякишевым и всей армией под его началом.