Катя Метелица - Сахарная вата

Мальчик родился через две недели после великого 200-летия, на летнее солнцестояние, имя выбрали – Федор, по святцам.

См. НАУКИ И ЗНАНИЯ.

Две вещи в детстве сводили меня с ума – мамин лифчик и папин галстук. С первым все кое-как прояснилось, второй же так и остался загадкой. Смотрите: всякий предмет одежды имеет какую-никакую практическую функцию. Даже ублюдочный декоративный платочек, какой мужчины, желающие сойти за провинциальных итальянцев, втыкают в верхний кармашек пиджака, – даже этой смехотворной тряпицей можно при случае вытереть пятно, собрать осколки стекла или обернуть дверную ручку, чтобы не оставить отпечатков пальцев; на галстуке же можно только повеситься (да и то не факт). А вот зато разнообразными символическими смыслами галстук, даже самый нейтральный, перегружен сверх всякой разумной меры. Оставим в покое домашний фрейдизм, возьмем хоть учебники по деловому этикету – там бездны. «На переговорах с бизнесменами из исламского мира галстук крайне нежелателен, поскольку ассоциируется с образом крестоносцев» – как вам это? Или вот: «какую следует выбрать бабочку, чтобы вас не приняли за официанта?» На самом деле, я думаю, единственно правильный ответ такой: если вы способны нацепить на себя такой предмет, как галстук-бабочка, но отдаете себе отчет, что смахиваете при этом на официанта, – что ж, вам стоит задуматься о карьере официанта. Предпочитают-то, конечно, другие решения; эскорт-девушка (лучше две) и/или пара телохранителей. Соответствующее сопровождение обычно снимает вопросы, хотя забавные случаи на приемах все еще не редкость. Не у всех детали одежды, выражение лица и язык тела находятся в полном соответствии с размерами личного капитала, и джинсы, у которых на попе напечатано золотом «олигарх» (в таких видели Березовского: ему жена, говорят, подарила), или свитер с вышитым словом «бандито» (как ни странно, Diesel; видела такой на Лаврике Брунина и еще на Шнурове) тоже могут позволить себе не все и не всегда… Но я, в общем, хотела о другом – о пресловутом «пьяном» галстуке «пятничного менеджера», корпоративно-отдыхающего клерка. О, не спешите, не спешите презирать его. Это важный праздничный атрибут, фактически новый «оливье»! Синоним того самого фольклорного салата, мордой в котором засыпал раньше пьяный пролетарий. Галстук на плече – такой же символ нашей флизелиновой эпохи, как… Ну, я не знаю. Как белоснежные майки и ладные черные трусы физкультурников когда-то были символами Рабочего Первомая и вообще сталинского Большого Стиля. А галстучек, кстати (пионерские косынки не в счет), рифмовался тогда либо с сатиновыми нарукавниками счетовода, либо с пережитками щегольства праздношатающихся недобитков. Сталин носил гимнастерку и френч, Хрущев предпочитал косоворотку. Конец карнавалу положил товарищ Леонид Ильич Брежнев; при нем обязательный строгий галстук при пиджачной паре утвердился в качестве статусного символа – так одевались и одеваются руководящие товарищи, и до сих пор. Здесь мы согласны с западным миром (а также с теми, кто принял правила игры западного мира, например, с японцами). «Галстук – символ власти», – это вы прочитаете в буклете любой фирмы, торгующей про-сти-меня-господи-за-такое-слово аксессуарами. Галантерейная сермяжная правда, с ней не поспоришь. Но только у этой правды тоже два конца: в совершенно равной степени галстук является символом подчинения, эвфемизмом обрывка позорной пеньковой веревки или рабского ошейника. А я так считаю – даже в гораздо большей степени. В школе, когда мы учились в десятом классе, директриса (по прозвищу Лидия Гнидиевна) выпустила приказ: старшеклассницам ходить непременно в школьном черном фартуке (хотя бы даже поверх юбки с кофтой), а старшеклассникам – в галстуках. Она лично стояла в дверях и тех, кто приходил без галстука, заворачивала домой. Наши школьные Бивис и Батхед вернулись: один – в папашином галстуке поверх трикотажной фуфайки без воротника, а другой нацепил галстук поверх водолазки; ничего, пустила. Они выглядели будто сбежали из дурдома, но это не имело значения, главное – было продемонстрировано послушание, формальное следование приказу. Сейчас точно такие же истории можно прочитать в форумах, где обсуждают корпоративную субкультуру. «На обеде в служебной столовой я вдруг почувствовал на себе множество недобрых взглядов. Замер с ложкой у рта. Черт! На руке татуировка. Черт! Я забыл сегодня вынуть сережки из уха. Черт, черт, черт! Я позабыл надеть галстук. Во всей огромной столовой я единственный был без галстука. Я понял – всё! В эту самую секунду меня признали бракованным экземпляром», – изливает душу банковский IT-менеджер. А моего папу когда-то выгнали из пионеров (См. ПОКОЛЕНИЯ.) за то, что он назвал галстук селедкой. Теперь носит – привык. Завязывать, правда, сам не умеет… Между прочим, если вы меня спросите, могу ли я назвать мужчин, которые в галстуке выглядели бы по-настоящему мужественно, я положа руку на сердце назову троих. Все трое в разное время играли Джеймса нашего Бонда. Но ведь и Дж. Б. не столько героический, сколько комический персонаж, разве нет?

Мой кумир в мире животных – улитка. У нее нет ножек, а она все равно туда-сюда.

Мой кумир в мире искусства – Катя Медведева. На семьдесят мохнатом году жизни она принялась рисовать яркие примитивистские картины и стала музейного уровня художником. Примерно в том же возрасте Лени Рифеншталь начала осваивать подводное плавание и подводные съемки. Но она-то всю свою жизнь тяготела к героизму, вот что неприятно. Нет, моя ролевая модель – улитка.

«– Как, ты все еще здесь?! – А будете ругаться, я вообще никуда не пойду!»

Мой фольклорный кумир, как вы понимаете, богатырь Илья Муромец. Хотя, сказать по правде, я не помню, какими он прославился великими подвигами. Прикончил Соловья-Разбойника? Такой подвиг не стОит памяти в веках, и лично я Муромца люблю не за это. Пролежать на печи тридцать лет и три года! Тридцать лет не мельтешить, не суетиться, тихо и благородно копить силы – вот что восхитительно.

В кинематографе моим кумиром пусть будет Педро Альмодовар – он начал снимать в сорок. А в балете (если вам интересно) – Анастасия Волочкова. То есть, сначала-то ее судьба развивалась неинтересно: долговязая тяжеловатая девочка без всяких способностей брала послушанием и чудовищным трудолюбием – очень трогательно, но не про нас. По десять часов ломаться у станка – такой судьбы, как говорится, врагу не пожелаешь. Но зато потом она придумала элементарную вещь: танцевать на сцене без трусов. Понимаете, все балерины до нее танцевали в трусах, ну то есть в трико. Разной, но всегда существенной степени целомудренности. А тут в ключевом месте – чисто символическая ниточка; особенно увлекательно смотрится из первых рядов партера. И этим она, конечно, подняла балетное искусство на совершенно новый – ужасно хочется, пусть и не совсем к месту, употребить слово – конгениальный уровень и достигла более чем заслуженного признания.