Михаил Левин - Фантазия в tempo rubato. Роман-трилогия о новейшем матриархате. Первая часть «Украденное время»

Борис Нестеров учился уже на «шестом» курсе. Вовремя скрылся от всех бед, связанных с продажей списанного медицинского оборудования. И сейчас, скромно, по собственной идее, сам, без партнеров и помощников, ставил игровые автоматы в кинотеатры. Списанные, он покупал их за бесценок, практически даром, прямо в игровых залах Варшавского шоссе в Москве. И ставил в провинциальные, пустые кинотеатры. А еще и продавая попутно лимонад. Дело потихоньку шло. Брошенные кинотеатры, до сих пор еще не приватизированные, наполнялись шпаной, не имеющей возможностей играть в «телеприставки» дома. Нужно было только менять кассеты с играми, поломанные «джойстики» и собирать выручку. Здесь большого ума было не требовалось. За все это Нестерову не хотелось платить и до определенного момента, тапочки, пропахшие рыбой и очки на резинке, защищали его как щитом. Эти «шестерки», «шакалы, Нестерова не знали. И его заслуг перед зарождающимся бизнесом города и знакомствами шестилетней давности, не знали тоже.

Перед тем, как покинуть кинотеатр, он позвонил. Татьяне. Бывшей вожатой, с которой он вместе работал, а теперь… на этом шестом курсе института, вместе жил. Она попросила заехать его в магазин. Список продуктов, продиктованный Татьяной, лишь добавил грусти. Его брови сдвинулись еще. Вообще, Нестеров, вот уже давно, после смерти отца и медленного умирания мамы, был угрюм. Морщины на лбу и вокруг глаз вдруг отчетливо, не по годам, разрезали его кожу. Брови сдвинулись, казалось, навечно. Он был похож на быка… или на вола. Ведь сравнивают иногда человека с животным. Только женщин – с пантерой… или рысью… обращая внимание на грацию и легкость, а мужчину, часто с быком, носорогом или волом. Нестеров стал вдруг волом. Веселый, странный, он вдруг стал волом. Ему даже казалось, что это нормальное теперь его состояние – вол. Девушка Татьяна, натруженный, однообразный секс, сон в теплой, маленькой спальне квартиры его бабушки на Набережной, учеба в Ярославле, ремонт в квартире, угнанная «девятка», как остаток прежней, московской роскоши, учеба на завершающем курсе с понедельника или вторника по пятницу, поддержание мамы, бизнес, ночная работа в качестве «такси», ночные дежурства в детской реанимации просто так, на будущее, для опыта.

В плане разнообразия и «вкуса» жизни, тапочки и очки иногда спасали его. Иногда копченая кура. Неожиданный, поднесенный непонятно-кем, стакан водки. Копченые куры он покупал в одном или двух местах города. Покупал, словно «беременная» женщина. Покупал под девизом – «если сейчас не съем, то подохну».

Одно такое место базировалось на железнодорожном вокзале. На кухне бывшего ресторана, которого уже не существовало. Теперь эта кухня готовила чебуреки, беляши, пирожки и копченые куры. Что-то они готовили сами, а что-то привозили, но повар местной кухни, Нестерова знал, еще когда-то по «Шексне». В зале ожидания вокзала Нестеров встретил знакомую пару. Они сидели в отдаленной части зала ожидания и целовались. Здесь было тепло. На иные места средств не у пары не хватало. Борис Нестеров вошел, помахивая брелком от «шестерки». Смело подошел, не стесняясь, прервал их любовные, публичные утехи.

«Леонид Викторович, еп… в… мать, здорово! Привет, Наташ»! – Нестеров обратился к паре. К Леньке, с которым они дружили вот уже больше пятнадцати лет и были ближе, чем родные. К Наташе, нынешней девушке Леньки, с которой у Нестерова был когда-то кратковременный роман. И постель. Но время шло, девушки менялись, ротировались, оставались только месяцы, река, города и друзья…

– «Bee Gees» дать послушать? – спросил Ленька, облизываясь, давая слегка посиневшим от неопытных и страстных поцелуев, губам отдохнуть, как ни в чем не бывало, будто здесь на вокзале они целовались с Наташей всегда и всегда видели здесь Бориса.

– Да засунь ты свой «Beе Gess» в задницу подальше.

– А… ты ведь у нас теперь ничего не слушаешь… не узнать тебя… – говорил Ленька, так немного с презрением, окидывая взглядом потертую, кожаную, но дорогую куртку Нестерова и брелок от «шохи» на пальцах. —Чаго?! Из Питера-то уже винил не возишь?? Музыку не слушаешь? Я уже не говорю про «играешь»…! – гневливо вдруг заговорил Ленька, отодвинув Наташу, которая на Бориса даже не смотрела, а только раскрыла рот и дышала. То ли от поцелуев Леньки, то ли вспомнив Бориса. Не смотрел на нее и Борис.

– А ты знаешь, что такое «Тедеум Витте»! – почти закричал Нестеров, на весь железнодорожный зал ожидания. – Знаешь? Отвращение к жизни! Не знаешь ни хера! А завтра, кстати, ваш праздник! Четырнадцатое февраля! А помнишь, как мы с тобой ставили сценку в школе? Поздравляю вас, Леонид Викторович и вас, Наталья Николаевна! – тут он сделал такой глубокий реверанс, уже довольно активно привлекая внимание всех сидящих в зале.

Взяв из открытой двери кухни копченую курицу в просаленной бумаге, купив блок жевательной резинки и пачку сигарет, он вскочил в свою «корриду», выжал сцепление и долго вылезал на прямое движение, выбрасывая снег задними, «лысыми» колесами из глубокого заноса, напоминающего «полумесяц».

В офисе, стоя у окна, он говорил только с Москвой. Вокруг не было никого. Он никого не ждал. Никого не хотел видеть. Его брови висели вниз. Он снова напоминал вола.

Еще вчера, он размахивал золотыми медалями, слушал внутренний гимн в свою честь и прыгал на пьедестале. Вчера состоялась встреча с Мечтой, которая, как оказалось, последней не стала.

Но сегодня…

Он нарассказывал Ей кучу нелепых, алкогольных, мало кому понятных историй о себе и Канаеве. Подарил букет из цветов, красивых, но весьма сомнительных. Вел себя странно. Откуда-то возникла история про «липучку», имитирующую звуки… Да, они говорили немного о нем, о его бизнесе, совсем чуть-чуть, о Ней, о Ее работе, институте… но вскользь, так мало, так несерьезно…

«Тедеум Витте», отвращение к жизни, диагноз, как ему казалось, преследующий его множество лет, и, как правило, по науке, заканчивающийся суицидом, вдруг снова помнил о себе. И это после вчерашнего вечера! После встречи с Мечтой!

Вошел Алексей.

– Здорово, финансовый гений! – Алексей был не по времени дня, весел. – Я смотрю, ты даже «мерин» свой забрал! Поздравляю! Ты делаешь успехи. Как прошла встреча с мечтой?

Нестеров молчал. Он не хотел говорить. Он даже радовался, что сегодня, встречи с Ларисой запланировано не было. Была лишь Ее просьба позаботиться о театре. Но разве это сегодня? Нет. «Значит… сегодня я Ее не увижу??». Радость и грусть. Грусть, перерастающая в тоску. Нестеров скучал. Безумно скучал. Не думал об этом, но скучал. Сейчас он хотел говорить только с ней. И о «Тедеум витте» – в первую очередь!