Денис Егоров - Это снова они. Веселая стройка – 2

– Только не забудь, – предупреждал Дэн, – он строителей не переносит!

– Моряков нормально переносит? – Славик потеребил тельняшку на груди.

– Не знаю. Думаю, да.

Славик удовлетворённо кивнул и расправил усы.

Повторилось всё, как в первый раз. Художник молча открыл дверь в темноте и побрёл по длинному коридору. Строители осторожно прошли в комнату. Посреди неё стоял мольберт с картиной, обращённой к окну. Сам художник замер на месте, сжимая в одной руке сразу две кисти, а другой обхватил узкий подбородок. Наличие краски на ладонях его не смущало, подбородок окрасился в сине-зелёные цвета.

– Констатин Пецовидин. Художник, – печально представился он.

«Забыл нас уже! Так я и думал…»

– Вячеслав Рубенс, старший чиф-рефриджератор новейшего авианосца «Эстония», флагмана отечественного флота в открытом море, – лихо рапортовал Славик. – Друга моего вы уже знаете.

Бурная фантазия Славика не знала пределов. Вооружённые силы новорождённой Эстонии были микроскопичны. Дэн не был уверен, что у эстонцев имеется хотя бы эсминец. Не говоря уже о крейсерах и авианосцах. Должность старшего «шефа-холодильника» тоже производила впечатление в своём английском варианте.

– Рубенс?

– Вы что-то имеете против, милейший Пецовидин?

Художник ничего не имел против и только спросил об обязанностях чифа-рефриджератора.

– Этого я не стану открывать гражданскому лицу, – сурово сказал Славик. – Информация о боевом корабле строго засекречена. Могу лишь сообщить, что отвечаю за некие предметы жизненной необходимости для всей команды.

Пецовидин повесил голову и почесал кистью ухо. Мочка окрасилась в красный цвет. Славик показал Дэну большой палец.

– Вы любите море? – художник продолжал глядеть себе под ноги.

– Конечно. Я опытный моряк. Плавал по океанам и не раз тонул…

– Я много раз пытался нарисовать море, – вздохнул художник. – Ничего хорошего не выходит. Начинаю, и потом становится скучно. Однообразное оно какое-то!

Славик сказал несколько общих фраз о море. Что-то вроде: море синее и море мокрое. Его собеседник грустил и морщился.

– Не могу нарисовать…

– Давайте вместе подумаем и найдём выход!

Стали думать вместе, а Дэн вежливо молчал в стороне.

– Могли бы вы нарисовать дельфина? – спросил чиф-рефриджератор.

– Не знаю. Не пробовал.

– А женщину?

– Женщину смог бы.

– Нарисуйте женщину, а кругом волны. Потом женщину закрасите, и останется просто море, – предложил Славик.

Пецовидин несколько оживился и даже попробовал улыбнуться. Получилась этакая гримаса отчаяния и боли. Дэн содрогнулся, а Славик спросил про картину.

– Нарисовал. Почти.

Друзья обошли мольберт и уставились на холст. Старик в мундире получился очень удачно. Дэн посмотрел на фото, приколотое булавкой к мольберту, и не мог понять слова «почти». На его взгляд, картина была закончена. Тем временем художник удалился на кухню.

– Ну что? – спросил Славик. – Похоже?

– Вроде да. Только слишком новая картина получилась.

– Ну ты даёшь, Дэн! Она же только что написана!

– Да я знаю. Но та, на стене, смотрелась постарше… более тусклая и пыльная…

– Это не проблема, – Славик крикнул на кухню: – Художник Константин! Вы гений!

Молчание.

– Пройдёт сто лет, и на вашем доме повесят мемориальную доску!

Молчание.

– Или даже памятник поставят во дворе!

Молчание.

Строители отправились на кухню. Художник Пецовидин готовил себе ужин. Теперь становилось понятно, отчего он такой худой.

На плите стояла старенькая сковородка, но газ под ней не горел. Художник сидел на стуле и размышлял о чём-то очень важном, сжимая в одной руке два куриных яйца. Другая рука теребила колбасный огрызок, который на глазах принимал сине-зелёный оттенок, как и подбородок мыслителя. Холодильник был открыт, холодный воздух струился по кухне.

Славик с треском захлопнул дверцу и потыкал пальцем костистое плечо художника. Тот поднял голову.

– Я говорю: памятник во дворе поставят!»

– Кому?

– Вам. Возможно.

– Хорошо, – художник ни грамма не удивился.

Он поднялся и разбил оба яйца о сковородку. Затем бросил сверху кусок колбасы и уставился в окно. Сковородка стояла по-прежнему холодной. С таким же успехом можно было готовить прямо на столе (да и вообще где угодно). Строители переглянулись.

– Почему на солнце нельзя смотреть? Ведь оно прекрасно! – с чувством сказал Пецовидин. – Как можно нарисовать солнце?

В этот момент в стену опять постучали, и художник обхватил руками голову.

– Мне нужно закончить картину! А мне мешают! – простонал он.

В стену забивали по меньшей мере железнодорожный костыль, она просто ходила ходуном. Славик крякнул и вышел из кухни. Через какое-то время шум прекратился.

– Подонки-строители! – сказал Дэн, чтобы нарушить молчание.

– Да. Вы правы. Это так, – хозяин квартиры схватил сковородку и поставил её прямо на стол. – Сейчас я немного поем и закончу картину.

Дэн догадался, почему поверхность стола покрыта круглыми чёрными пятнами. Видимо, художник не всегда забывал разжигать огонь…

– Вы не голодны? – Пецовидин указал на сковородку. Дэн покачал головой.

Художник невозмутимо взял вилку и попытался зацепить кусок «яичницы». Ничего не получилось, сырая яичная смесь металась, как ртуть. Хорошенько поразмыслив, художник снова поставил сковородку на плиту.

– Не готово ещё. Что ж… Пойдёмте рисовать!

Огня он так и не зажёг.

Водитель мусорной машины и гений Константин вместе стояли перед мольбертом. Вглядываясь в картину, художник подцеплял кистью маленькие комочки краски и пристраивал их на холст. От этого ничего не менялось, и Дэн невольно зауважал мастера.

«Что он там такое видит? Вот сейчас… поставил немного синего на зрачок старика. Капельку просто! И что? То же самое осталось».

Чиф-рефриджератор вернулся, потирая руки. Он посмотрел на картину и шепнул Дэну:

– Ну что?

– Точки ставит местами.

– Мда-а-а… А ужин что, съел?

– Готовит ещё. Без огня.

Славик снова показал большой палец и громко спросил:

– Как обстановка?

– Сегодня жарко, – сказал художник и легонько мазнул красным камзол старика. Самую малость, возле кармана.

– Вы не в курсе, какое сегодня число? День недели?

– Никогда этим не интересовался…

– Понятно. Один в квартире проживаете?

– Я не один, – художник обвёл комнату взглядом. – Со мной мои творенья!

Славик был в восхищении. Дэн не разделил его восторга, посматривая на часы.

– Может быть, уже готово? – спросил Славик. – Старик как живой просто!

– Я вам вот что скажу, чиф-реф… рефриж…

– Можно просто Рубенс.

– Я вам вот что скажу, Рубенс, – Пецовидин сделал трагическое лицо. – Вы не художник, Рубенс! И никогда им не станете! Как вы не видите композиции, Рубенс? Художника нельзя торопить! Его можно критиковать или давать советы. Но торопить нельзя! Вы не чувствуете свет, Рубенс, и не умеете проникать взглядом в глубины портрета…