Вадим Верник - Горлица

Я почувствовал себя уязвлённым. Градус повышался, напряжение нарастало. Я встал, снял рубашку. Харрис-пистолет на славу печку сложил! Из открытой двери парилки шёл жар от камней. Баня не остывала.

– А теперь ты оправдываешься, мол, виновата подруга?! – поддала она жару. – Ты всегда так оправдываешь свои поступки действиями других людей?

– Знаешь, что?! – я прищурил глаза и зло процедил сквозь зубы, – ты же видела, как мне было непросто, могла бы и подмахнуть…

– Ты грубиян!

– Иди в жопу, принцесса! – вырвалось у меня.

Моя девочка замолкла, и я замолчал. Тишину нарушали лишь редкие звуки: скрип брёвен и половиц, порывистый ветер снаружи и треск двух свечей в углу. Мне стало понятно, что цели своей уже не достичь. Не насиловать же её! Походив взад-вперед, я присел, потом встал и распахнул входную дверь бани. На улице было темно, пришло потепление, свежий воздух медленно проникал внутрь. Хотелось хоть как-то, хоть чуток оклематься. Я накинул пальто и вышел наружу. Вроде, не гонит, беспокоился я, наблюдая за ней через щель в косяке. Значит, есть ещё шанс! Крадясь и остужая нас, воздух с улицы заполнял помещение. Появлялась надежда…

* * *

– Не уходи, – послышался голос моей девочки из предбанника. – Слышишь, Вадим, не уходи! – испуганно повторила она.

Я и не собирался никуда уходить, но и строить из себя и разыгрывать что-то мне уже не хотелось. «Что ж я делаю, зачем я так поступаю?!» – разглядывая плывущие ночные облака и дыша полной грудью, мучился я. Она любит меня, это я понимал, и решил ей открыться. Постояв так ещё немного, зашёл внутрь.

– Дверь закрой, нас могут заметить, – раздалось из угла.

Закрыв дверь на замок, я снял пальто и повесил его на крючок. В предбаннике стало немножко прохладней, но жар из парилки возвращался.

– Тебе жарко? Разденься хоть совсем, мне всё равно, – опустив голову, предложила она.

Я не стал ерепениться, тем более что это и входило в мои планы. Расстегнув ремень, стянул джинсы и, оставшись в трусах и носках, вернулся на место.

– Почему тебе всё равно? – посмотрел на неё с интересом.

– Ты пить ещё будешь? – спросила она.

– Да, буду!

– Тогда наливай. И мне тоже.

На улице, на ветру, хмель мой прошёл, я не чувствовал себя выпившим, пьяным. Разлив по стопочкам водку, взял яблоко.

– Ты закусывай, просто так не пей.

– Хорошо, – сказала она. Я протянул антоновку и ей.

Вроде как моя девочка не хмелела, по крайней мере, этого я не заметил, но беспокоился, чтобы не напилась. Мне не хотелось развлекаться и играть с пьяной девушкой. Она же пила со мной за компанию, разделяя поровну всё то, что у нас было. Выпив по стопочке, мы закусили.

– Так почему тебе всё равно? – возвращал я её к своему вопросу.

А она подняла голову и обратилась ко мне:

– Вадим, как твои раны?

Моя девочка была единственным ровесником, кто называл меня полным именем – Вадим. Другие звали меня так очень редко, в основном, Вадька или Вадик, мама – Вадинька. Для слуха моего из её уст это звучало необычно торжественно и приятно.

– Всё нормально, – ответил я, – мне кто-то хорошо обработал раны. Губа лишь слегка припухла, а бровь – я и не замечаю. И всё же, почему ты сказала, что тебе всё равно?

– Потому что я и так всё видела, – спокойно ответила она, – меня тебе нечем уже удивить.

– Что всё? – заволновался я.

– Всё, значит всё и ещё больше. Ну, может, не совсем уже всё, но очень много.

Хорошо-о-о, думал я, значит, она знает больше, чем все остальные. Меня это заинтриговало, хотелось узнать все детали новогодней вечеринки.

– Расскажи, пожалуйста, поподробней, – настаивал я.

– Зачем тебе это? – мило улыбнулась она, – там нет ничего особенного, всё естественно было.

– Что естественно было, чего нет особенного? – не унимался я.

– Да всё! Тебе это надо? – поправляя под собой подушки, спросила она.

– Надо! Давай, рассказывай! – волновался я. – Хочешь, взамен я скажу тебе правду!

– Какую правду?

– Я мальчик, девственник! Никого не было и нет у меня.

– Я это уже поняла.

– Вот как! А как же? – удивился я.

– Не знаю, поняла и всё тут! – не осуждая меня, ласково улыбнулась она.

Я вздохнул и, подобрав ноги, согнул их в коленях. Механически пополнив наши стопки, залпом выпил и не закусил. Потом обхватил ноги руками, опустил голову на колени и, глядя на причинное место, стал размышлять о своём.

– Ладно, я расскажу. Но тебе это может быть неприятно, – предупредила она.

– Плевать! Рассказывай!

Я приготовился слушать и вновь слегка захмелел. В бане было всё так же тепло, даже жарко.

– Ты так сильно напился, – начала моя девочка, – мы занесли тебя в мою комнату, положили на кровать и накрыли одеялом. Тебе было очень плохо, Вадим, ты ворочался, кровь текла из брови и изо рта, и тебя начало сильно рвать. Бабушка страшно ругала меня, приказала принести два тазика и полотенца. Один тазик пустой, а другой с водой, чтобы тебя обмывать. Ты лежал на спине и захлёбывался… Вадим, милый мой, я так испугалась за тебя, мне ещё никогда не было так страшно!

Я услышал, как моя девочка тихо заплакала. Сквозь слёзы она продолжала:

– Мы повернули тебя на бок и пододвинули к краю кровати. Я подставила тазик. Ты весь уже был испачканный, мокрый, и бабушка велела мне обмывать твоё тело. Я бегала и меняла воду в тазике. Тебя долго рвало, тебе было так плохо! – она зарыдала.

Возникшая пауза подавляла меня. Я держался, чтобы не зарыдать вместе с ней.

– Потом ты затих, – чуть успокоившись, рассказывала она дальше. – Мы сбросили с тебя одеяло и, приподняв, поменяли постельное бельё, подушку и одеяло. Я собрала всё грязное и пошла застирывать, но в ванной просто рыдала, не могла никак успокоиться. Бабушка не спала, выходила ко мне и ругала меня. Дедушка её успокаивал, говорил: «Пусть побудет одна с ним, пусть поймёт!» Тогда бабушка постелила мне возле двери в твою комнату и сказала: «Спи, как собака, чутко!» И ушла к себе отдыхать.

Моя девочка умолкла и стихла. Я тоже молчал. Я был пуст, мыслей у меня в голове не было. В необычной жаркой зимней ночи тихо мерцали свечи, лаская своим мягким медовым светом двух влюблённых, которые ещё только-только начинали свою взрослую жизнь.

* * *

Оставаясь сидеть в той же позе, не желая показывать ей лица, я незаметно утирал пальцами проступившие слёзы. Моя девочка выпрямилась и, дотянувшись до стопочки, тихо выпила. Мы надолго погрузились в молчание. Она успокоилась.

– Затем я обработала твои раны и уже не спала. Просто лежала на полу возле двери и постоянно прислушивалась. Боялась, вдруг с тобой что-то случится. Слышала, как ты дышал, ворочался и постанывал. Заходила проведать – всё ли в порядке. Собрала внизу одежду твою и сложила рядом с кроватью. Извини меня, я увидела, что ты сбросил с себя одеяло, лежишь на спине, раскинувшись на постели, голый. Тебе, наверное, было жарко, а может, ты хотел встать, не знаю. Я не стала тебя накрывать, присела рядом и разглядывала твоё сильное, красивое тело.