Ольга Чепельская - О судьбах кур и людей. рассказы

«Да ты и так осталась старой девой, – готово было сорваться с губ Эвелины откровение в ответ на откровение подруги, – какие радости ты испытала? У тебя и любовника-то порядочного не было. Не считать же за любовника того школьника с его многолетними воздыханиями и льстивыми речами, который носил букеты ради повышения оценок. Или тех выпускников, что донимают своими звонками по поводу и без повода, так, от нечего делать». Эвелина посмотрела на подругу, оценивая ее со стороны. Чудачка, да и только. Потухший взгляд, опущенные уголки губ. А стрижка! Все требует евроремонта. Но ведь можно и маленьким косметическим подручным материалом обойтись. И ведь средства позволяют: вышла на пенсию, а работать продолжает, правда не в школе. Но в институте, говорят, тоже сейчас кое-что платят. Хотя бы седину регулярно закрашивала. Все жадничает. А туда же! Любого встречного-поперечного задевает, дискуссии затевает, глаза загораются, волосенки чуть не дыбом встают. С ней уже по дороге в туалет алкаш из соседнего купе пять раз поздоровался. А она – отвечает!

– Тебе не противно? – стараясь быть спокойной, поинтересовалась Эвелина.

– А что может быть противно? – не то удивилась, не то возразила подруга. – Человек как человек. Ну, расслабился…

– Противно унижаться до его уровня, – категорически пояснила Эвелина.

– Нет, – пожала костлявыми плечами Галина, после минутного раздумья. – Мне – не противно. Я не вижу в этом унижения. Равно как и возвышения в том, чтобы игнорировать.

Для самой Эвелины у нее нет столько внимания. С безразличием (ясно, наигранным) рассматривала новую золотую цепочку с крестиком. Эвелина недавно ее приобрела, вместо старой, грубой и тусклой. А Галина спросила только, почему крестик православный, ведь Эвелина католичка. А какая разница? Или ей книжку Дарьи Донцовой предложила Эвелина посмотреть: все читают, и с удовольствием. А она «угу» ограничилась.

– Так что же, всем вместе с тобой Пушкина читать?

– Зачем же? Пушкин, как всякая драгоценность, доступен не каждому.

– Это твое личное мнение, – важно произнесла компетентная в вопросах демократии Эвелина. – А мое мнение, что и Донцова нужна.

– Зачем же?

– Отвлечься.

– От чего?

– От жизни.

– Как это? – вытаращила глаза подруга, и Эвелина увидела в них забытый было огонь.

– Очень просто. Люди, моя дорогая, живут настоящими, не книжными вопросами. Твой Пушкин или Толстой из ничего раздували проблемы, хотя сами жили припеваючи. А люди тоже хотят припевать после скандалов на работе, на транспорте, где угодно. Ни твой Пушкин, ни твой Толстой горю не помогут, только загрузят дополнительно.

– Я полагаю, что великие люди решали те же вопросы, которые не можем решить мы. И они предлагают вместе с собой поискать способ выходить из тупиков. Конечно, у них нет готовых ответов, если они не представители соцреализма.

– Я, как читатель обыкновенный, знать не хочу о направлениях. Я хочу, чтобы литература меня развлекала.

– Разумеется. При всем при том литература временами носит исповедальный характер, и тогда поводов для развлечения нет. Разве только у нанятого критика или неглубокого пародиста.

– Меня не интересует исповедальная литература. И в Бога я не верю, – Эвелину выводил из себя этот снисходительно-назидательный тон и отчетливое произнесение слов и, кажется, знаков препинания. – И этим людям, которые едут за перегородкой, твоим милым спутникам, им тоже начхать на твою литературу, и на Пушкина, и на Донцову, что для них одно и то же.

– Согласна. Хочу только обратить твое внимание, что Пушкина всегда читала избранная публика. Кем избранная? Самим Пушкиным, конечно. Пушкин сроки расцвета духовности пророчил «лет чрез пятьсот», значит нам осталось лет триста. Некрасов писал о мечте, когда настанет «времечко, – приди, приди желанное, – когда народ не Блюхера и не милорда глупого, а Пушкина и Гоголя с базара понесет…». Мечта Некрасова не сбылась, как видишь. Народ продолжает читать не Пушкина и Гоголя, а милорда глупого под новыми именами и псевдонимами, – Галина уставилась в свой текст, написанный чуждым шрифтом.

Нет, вы видели еще такую кривляку? Ей английская книжка интересна, а Донцова не до носа. А бомжи до носа. Очередной раз этот скукоженный очкарик прополз в направлении туалета и кивнул, как старым знакомым! Фу!

Эвелина чувствовала себя обманутой – не этого она ждала от совместной поездки на юг. Что за колхозные манеры! По телефону никогда не было видно такой патологической привязанности к немытым тупицам. Нет, если и дальше будут оскорбляться душевные порывы, то будьте покойны, Эвелина свои меры примет. Уж точно на следующий отдых сделает выбор поприличнее, хоть Турцию, к примеру, куда все уважающие себя люди выезжают.

Под Полтавой – главной в вагон вошла целая вереница индивидуалов со своим нехитрым товаром, аппетитно пахнущим из-под плотной упаковки. Здесь Эвелина и сама оживилась: покушать – это было ее хобби. С копченой курочкой, взятой из дому, было покончено в первые часы, в два присеста, хотя Галина не участвовала. (Выпендривалась, как всегда. Дескать, не ем копченого. Ясно, жадничать привыкла в еде, под шестьдесят еще тела не нагуляла. Два помидорчика съела с прозрачным кусочком ветчинки и говорит, что сыта. Ой-ой-ой, так мы и поверили!) Вслух воспитанная Эвелина не высказывала обидных упреков, но было видно, что ее задевает спокойный тон Галины: «Спасибо, я не хочу есть. Я бы чайку попила. Вот придет проводница, тогда составлю тебе компанию с удовольствием. А ты кушай, не жди меня». Конечно, не будет ждать. Такая симфония запахов! Коллекция пирожков с разнообразной начинкой!

– Ну, хоть попробуй! – Эвелина не могла поверить, что еда может не будить аппетита здорового человека. (Правду сказать, на ежегодных встречах одноклассников, которые Галина чаще не посещала, чем посещала, она обычно тоже ничего не ела. Но то было дома, она могла приходить после плотного обеда. А пить коньяк она не отказывалась. И не пьянела, что характерно. Мальчишки упивались в сардельку, а она смеялась тихонько, да и убиралась незаметно восвояси. А что творилось потом, Эвелина не помнила, а что помнила, никому не рассказывала. Тем более, этой святоше.)

– Почему же? Вполне может. Я все перепробовала в жизни хотя бы по разу, – пыталась обосновать свой отказ Галина. – Мне не интересно есть. Я люблю или что-нибудь вкусненькое, или что-нибудь новенькое.

И уткнулась в подлинник Алана Милна: «По-английски все и смешнее и грустнее. Хотя, признаться, намного медленнее. Но я как раз люблю медленно читать».

Эвелину все больше раздражала эта кривляка с ее кошмарной стрижкой. Чего строить из себя? В кармане два гроша, для количества в два кошелька разложенные. Пока искала, чем за постель рассчитываться, полчаса по сумке шарила. Недаром каждый бомж в поезде её за свою принимает, издалека улыбается. А зубы! Эвелина, как стоматолог-протезист, не могла спокойно видеть этот рот. Впрочем, Галина после какого-то брошенного вскользь замечания стала улыбаться в ее присутствии одними губами.