Марина Скрябина - Право на любой ход

В семь часов вечера ко мне домой пришёл Крестовский и позвал меня из-за забора. Я выбежала к калитке, накинув на плечи пальто. Состоялся короткий разговор.

– Ты зачем пришёл?

– Пойдёшь гулять?

– Ты что? Такая холодина на улице! Да и не пустят. Меня родители на каток отпускают только в выходные…

– Но нам с тобой поговорить надо.

– Между прочим, я на тебя обижена.

– Ты ведь всё равно не скажешь почему.

– Конечно, не скажу.

– Ну иди домой, а то замёрзнешь, – и он поправил на мне распахнувшееся пальто. – До воскресенья.

– До субботы! – крикнула я, убегая домой.

– Приходи на каток, я буду ждать!

А про себя я подумала: «Ты бы пришёл, а за меня не беспокойся». До субботы оставалось ещё три дня.

Ирину утомило чтение о событиях давних, тем более что записи по-детски однообразные. Ничего в душе не дрогнуло и не всколыхнулось. Собственно, чему колыхаться, если всё давно забыто и быльём поросло… Она читала из интереса и не более того, будто и не с ней это происходило, а с какой-то другой девочкой.

Но захотелось воскресить в памяти персонажей, задействованных в дневнике. Многих Ирина забыла вовсе, так что не отпечаталось в памяти ни единой чёрточки, ни даже имени. А когда они с Олегом разговаривали в ресторане, то выяснилось, что он помнил прошлое до мельчайших подробностей. Например, что Ирина ходила зимой в красных брюках, в красном пальто с белым воротником и в белой кроличьей шапке, завязанной назад. И она тут же вспомнила: у неё вообще было много красных вещей.

Ирина так точно представила себя в детстве со слов Крестовского, что вспомнился один эпизод, не задействованный в дневнике. Видимо, она действительно была настолько яркой среди прочих, что однажды фотограф остановил её, тринадцатилетнюю девчушку, на центральной улице города и предложил сфотографироваться для витрины фотоателье. Настроение у Иришки было хорошее, времени вагон, и она согласилась. А потом любовалась целый год на свою неземную красоту, выставленную в витрине на всеобщее обозрение. Фотография действительно удалась! И несколько чёрно-белых фоток ей отдали с собой.

Но без помощи Олега и школьного дневника Ирина бы ничего в памяти не воскресила – хоть убей! А теперь, перечитывая о событиях тех лет, она представляла прошлое в деталях. И в красках.

В школу девочки тогда ходили в тёмно-коричневых форменных платьях, поверх которых надевались чёрные фартуки для обычных дней и белые с кружевами – для праздничных. Ирина могла в этом убедиться, посмотрев всевозможные сериалы о восьмидесятых на центральном телевидении с бесконечными продолжениями, явно востребованными у телезрителей, ностальгирующих по советским временам. Только маленькое уточнение: у Иришки эти фартуки были особенными, из атласа, и покупались в Белоруссии, куда семья Соломатиных ездила погостить каждое лето к родственникам.

От нахлынувших воспоминаний Ирина решила отправить сообщение Крестовскому:

– А я читаю свой школьный дневник с записями о том времени, как занимательную книгу. Столько воды утекло! Только я совсем забыла, что была тринадцатилетней малявкой, когда ты появился рядом со мной.

– Эх, почитать бы…

– Это эксклюзив, – написала Ирина, но захотелось перевести всё в шутку. – Что мне за это будет? Принимаю предложения.

– Я сильно подумаю…

– Сильно? Это как понимать?

– Сильно – это когда крепко… Это когда изо всех сил или на полную катушку…

Она улыбнулась, но позвонить Олегу не могла: он запретил из соображений конспирации перед женой и своими сослуживцами. А что прятаться, если ничего нет и, скорее всего, не будет? Ирину Соломатину вполне устраивал тот полубогемный образ жизни, который она вела в Москве, и ничего – ну ничегошеньки! – не хотела менять, а тем более – вытягивать Крестовского из семьи. Так что для себя Ирина решила: будет придерживаться Олежкиных правил игры.

«А стоит ли показывать Олегу мой школьный дневник? Наверное, нет, там слишком много откровений, которые не хотелось бы раскрывать перед бывшим возлюбленным», – решила писательница.

Она ещё в ресторане попыталась Крестовскому объяснить, что гостевой брак давал ей полную свободу действий. Но понял ли он? Ей в ответ было сказано многозначительное: «Ну начинается!» Будто с подобным явлением он сталкивался неоднократно. Поверил ли он, что такое бывает? Или решил, что девочка из детства перед ним выделывается?

Уже прошло несколько лет с момента, как Иринин муж сказал с раздражением:

– Ты давно мне не жена.

– А кто же я? – уточнила Ирина.

– Ты – сестра, – было ответом.

И той же ночью родилось стихотворение:

Сначала Ирина очень переживала и расстраивалась из-за нового статуса сестры, но потом привыкла и даже вошла во вкус. Она не пустилась во все тяжкие, как сделал её муж, хоть могла бы в ответ. Но ощущение свободы от брачных уз и при этом со штампом в паспорте… Что может быть лучше? Так чаще всего думают мужчины, а не женщины. Но слабой половине человечества не нужна эта призрачная свобода, поэтому последние три года Ирина не была близка ни с одним мужчиной. И чем дольше длилось это вынужденное воздержание, тем труднее для неё было перейти грань дозволенности.

Следующая встреча с Крестовским произошла в ресторане кавказской кухни. Лето потихоньку вступало в свои права, но слишком неохотно. К великому сожалению Ирины, на её любимую итальянскую кухню Олег не повёлся. Но это и неудивительно, ведь для того, чтобы стать фанатом Средиземноморья, надо бывать на том побережье так же часто, как она. А судя по рассказам Олега, путешествиями за рубеж он не избалован.

В первый раз Ирина с мужем приехали в итальянский Римини в самом конце прошлого столетия и прожили в бархатный сезон две недели в тихом отеле «Браун». Хорошо, что это была не первая её поездка за границу. Уже случились и Венгрия, и Чехия, и Испания… Одна из её подружек, ошеломлённая цивилизованной Европой в лице Италии, чуть ли не рыдала на визовом контроле, выезжая после двухнедельного отдыха обратно в Россию. Редкостная шутница и прикольщица, подруга красочно описала, как пыталась себя приковать наручниками к стойке бара в итальянском аэропорту.