Илья Смирнов - Мои Острова

А в то время мы целыми днями играли с друзьями в карты. Мы играли в дурачка по одному рублю партия. Кстати, я в то лето проиграл огромную по тем временам сумму – сто пятьдесят рублей. Надо заметить, что мой отец, ведущий инженер завода «Рубин» с двадцатипятилетним стажем, получал в то время около двухсот рублей в месяц. Впоследствии половину моего долга мне подарили друзья на день рождения, а половину я им отдал через год, заработав деньги рабочим по саду в музее-усадьбе В. Д. Поленова.

И вот однажды сидим мы под черёмухой, режемся как обычно в дурака. А с гипсом, надо сказать, карты держать крайне неудобно. Ну, я аккуратно взял и снял его. И повесил рядом на дерево.

В это время возвращался с работы мой отец. И видит следующую картину: сижу я, играю с азартом в карты, а рядом гипс висит на дереве. Мне было мучительно стыдно, и мои отговорки от домашних поручений закончились.

В тот раз он меня крепко пожурил, но с тех пор, когда он не очень верил моим словам, он саркастически говорил: «Да-да, гипс на дереве…».

Пятый класс. Я, Колька по кличке Николя и Тёма Никитин поздним вечером, часов в одиннадцать, подходим к высоченному бетонному забору на улице Мусоргского. За забором пункт приёма макулатуры. Тёма подсаживает меня, я влезаю на забор, затем лезет Колька. Вместе мы помогаем залезть Тёме. Теперь надо пройти путь по кромке забора метров десять. Мы медленно идём, балансируя и громко дыша. Вокруг чёрная-пречёрная ночь. Где-то воет милицейская сирена.

Наконец, мы спрыгиваем и оказываемся среди бумажного моря. Теперь можно достать фонарики. Начинается лихорадочный поиск сокровищ. «Искатель», «Техника Молодёжи», «Наука и техника». Иногда попадаются бриллианты – иностранные журналы. Наконец, мы понимаем, что улов превышает наши возможности по эвакуации. В полной тишине дёргаем друг друга за рукава, разговаривать нельзя, чтобы не разбудить сторожа. Собираем журналы в сетки-авоськи, полиэтиленовые пакеты тогда ещё были редкостью. Тёма взбирается на забор, ему подают сетки с добычей. Потом забираются остальные. Подобно вьетнамским разносчикам бананов идём в ночи по узкой полоске забора, балансируя литературным грузом. Надо ещё придумать, где дома спрятать барыш, чтобы не наткнулись родители.

До восьми лет я жил в Коптельском переулке, около института Склифосовского, практически на Садовом кольце. Как и многие в те годы, мы жили в коммуналке на четыре семьи. Справа от входной двери жила брюзгливая старуха Мария Михайловна (тёзка моей бабушки), которая никогда не гасила свет в туалете. Дальше жили семья Тупиц. Не в плане их интеллектуального развития (они оба были профессорами), а фамилия у них была такая. Потом они поменяли её на Короленко. Инка Короленко была старше меня на два года и стала первой моей настоящей любовью. Она научила меня целоваться.

Прямо жили мы, а справа от нас – Левкоевы. Старшего Левкоева звали Игорь Иванович, он был большим учёным, химиком, участвовал в изобретении шосткинской плёнки. На институте кинематографии висит памятная доска его имени. Очень любил читать за едой. Однажды жена принесла ему первое, второе и ушла за напитком на кухню, а он, зачитавшись, вместо киселя съел миску клейстера, приготовленного для заклеивания окон.

Жена его Рита была физиком. Она носила шикарные парики, потому что рано облысела. Дело в том, что она была в группе учёных, которые на заре атомного проекта работали с радиоактивностью. Тогда никто не знал, что это очень опасная деятельность. Радиоактивные образцы были очень дорогими, пропажа их грозила тюремным сроком. Поэтому Рита проводила опыты в институте, потом клала радиоактивный образец в свою сумку и ехала на метро домой. А утром привозила его опять на работу.

Несмотря на близость шумного Садового кольца, район был тихий, патриархальный. Первые два класса я закончил в пятиэтажной кирпичной школе старого образца в Докучаевом переулке. После этого стало известно, что наш дом предназначен под слом, и нам дали новую отдельную трёхкомнатную квартиру в Отрадном. Кстати, дом до сих пор стоит как ни в чём ни бывало. Только покрасили заново. Несколько раз я специально проезжал мимо, но так и не решился зайти. Побоялся увидеть свою постаревшую первую любовь.

А в Отрадном была совсем другая Москва. Жилые дома для москвичей, переехавших из центра, соседствовали с общежитиями рабочих ЗИЛа, приехавших из глубинки. Их звали лимитчиками. Молодые здоровые парни и девки, оказавшись далеко от дома, куролесили от души. Напившись, парни ходили стенка на стенку с мужиками из Старого Отрадного. Бились цепями и колами. Милиция окружала, но не вмешивалась. Лишь время от времени оттаскивала крайних и грузила в воронки. Потом они как-то быстро все переженились и несколько остепенились, побоища прекратились. Но некоторые так и остались подростками, правда уже с пивными животами.

Нынешнему поколению трудно себе представить, но в начале восьмидесятых у нас, детворы, не было никаких электронных средств для убивания времени и все свободное время проводилось во дворе. Поэтому существовало огромное количество дворовых игр.

Самая популярная в нашем районе игра называлась «банка», хотя исходя из её содержания можно было бы придумать куда более эпическое название. Другое название этой игры – «пекарь». Играли в неё так. Обыкновенная пустая консервная банка ставилась в центр начерченного на асфальте мелом круга, диаметром около метра. От круга отсчитывалось пятнадцать шагов и прочерчивалась линия. У каждого игрока была палка. Длина её могла быть любой, ограничением служил сам процесс игры. Слишком короткой палкой трудно было попасть в банку, да и салить игроков такой палкой было не эффективно. Слишком длинную палку трудно кидать, и быстро убегать с ней было тяжело.

В начале игры все игроки по очереди кидали свою палку с носка ботинка на дальность. Тот, у кого палка оказывалась дальше всех от банки, становился водящим. Водящий занимал место неподалёку от банки, но так, чтобы ему не засветили палкой, а все остальные игроки кидали по очереди палки, пытаясь сбить банку. Если кто-то сбивал, то водящий ставил опять банку в круг, а сбившему присваивалось следующее воинское звание. После того, как все кинули свои палки, игроки должны были забрать свою палку, а водящий пытался кого-нибудь осалить палкой. Иногда в пылу борьбы доходило до синяков и даже до крови. Бывало, сходились и в рукопашной. Тот, кого осалили, становился водилой (водящим). Но салить можно было только, когда банка стоит в круге. Если кто-то сбил банку, то водила должен был сначала поставить банку, а уж потом салить кого-то.