Олег Герт - Десять вещей. Проза и стихи

– Неужели вы и здесь не видите несправедливости? – продолжал я, – Неужели вас не смущает, не ранит то обстоятельство, что публикуются бездарности, что книжные лавки и магазины завалены макулатурой? Люди, которые не имеют ни таланта, ни малейших способностей, но имеют наглость – да, не побоюсь этого слова, – и величайшее самомнение, чтобы просто начать писать… любую ерунду, любой набор букв, лишь бы присутствовали существительные и глаголы: «Он пошел», «она сказала», «он засмеялся», «они умерли»…

И вот на фоне этой всепоглощающей бездарности, люди глубокого ума, тонкой души, подобные вам, остаются неуслышанными, незамеченными, не публикуются, не разделяют с нами, читателями, свой мир… Неужели вас это не ранит? Не злит? Проклятье, даже я испытываю досаду, хотя ситуация не относится ко мне прямо… Как же, должно быть, досадно и обидно вам!

Я замолчал, перевёл дух и глотнул из стакана остывшего чаю. Спутник мой молчал, глядя чуть в сторону; выражение его лица оставалось неопределённо.

Наконец он глянул на меня, и я увидел, как к уголкам его глаз сбежались морщинистые лучики, а сами глаза заиграли весёлыми и чуть насмешливыми искорками.

– Знаете, – сказал он, – Я представил сейчас вашу тираду в собственном исполнении… Нет, когда это звучит от постороннего человека, это можно выслушать и даже в некотором роде начать сопереживать. Но поверьте, я и представить себе не могу подобного – от себя…

Да. Видите ли, я безумно далек от мысли переживать о себе как о несостоявшемся литературном гении. С меня довольно самого процесса творчества. Это может показаться вам кокетством, вы можете подумать, что я кривлю душою, рисуюсь – нет, поверьте. Во-первых, я действительно люблю сочинять и наслаждаюсь процессом. Знаете, мне представляется, что слова и буквы – очень могущественный инструмент, по какому-то недоразумению попавший в людское пользование. Сказано же: «И слово было у Бога»… Ну вот, а мы получили его в свое распоряжение и легкомысленно посчитали, что можем, подобно Создателю, при его посредстве создавать и разрушать миры… Никому из живущих это еще не удалось: но магия в этом процессе есть, и эту магию я и стараюсь – нет, не постичь, но хотя бы прикоснуться к ней. Уверен, так делают тысячи, если не десятки тысяч…

Нет, поверьте, я очень хочу быть прочитанным. И понимаю, что для этого надо быть опубликованным. Но, и это во-вторых: у меня уже есть как минимум один читатель. И я уверен, что он читает все, что я пишу, а многое даже, возможно, и одобряет…

– Снова метафизика, – заметил я, – Вы о Боге, полагаю? Утешение непризнанного литератора: «Зато меня читает Бог»?.. Простите, но этак мы уйдем от действительности крайне далеко…

– Да, но вы не дослушали, – продолжал он, – Этот читатель, он также, как вы догадываетесь, и самый могущественный издатель и распространитель. И у меня нет сомнений: если то, что я делаю, представляет хоть какую-нибудь ценность – это будет опубликовано, будет прочитано рано или поздно. А цели прославиться литературным трудом, равно как и заработать им, у меня, как вы опять-таки, вероятно, догадываетесь, нет… Так что и получается, я кругом в выигрыше.

Он уже почти открыто смеялся. Я смотрел на него с недоверием.

– Пусть так, – произнес я наконец, – По-видимому, судьба Кафки представляется вам вполне приемлемым вариантом. Что ж, прославиться после смерти – тоже в меру честолюбивый вариант, и это я принимаю. Правда вопрос еще, найдется ли для вас свой Макс Брод…

– Да нет же, – отозвался он, – Мои честолюбивые планы не выходят за пределы собственной жизни, и идея посмертного признания не греет меня совершенно. Я просто пытаюсь принести пользу своим литературным трудом, – а степень полезности пусть определяют без меня.

Кафка, кстати, тоже неудачный пример: у меня нет никаких требований к душеприказчикам по уничтожению моего литературного архива. Нет, не хочу себя редактировать… Если будут публиковать, пусть публикуют всё: не прочтя дури и бессмыслицы, не увидишь и разумного зерна…

Он начинал меня злить.

– Вы опять смеётесь, – сказал я, – Ладно, не хотите серьёзно, как хотите. Честное слово, странно видеть творческого человека, настолько бестрепетно относящегося к результатам своего труда. По-моему, это начинает походить на юродство. Вы или лицемерите и пытаетесь произвести на меня благоприятное впечатление… хотя зачем вам это, благоприятное впечатление на случайного поездного попутчика много моложе вас? …или совсем уж непритязательно относитесь к жизни.

Я внимательно посмотрел на него.

– Вы не испытываете, по вашим словам, ненависти и презрения к женщине, предавшей вас и разлучившей вас с детьми. Вы пишете в стол и не испытываете ни досады, ни уныния по поводу того, что вас не печатают. Вы не чувствуете жалости к себе? Вас не гложет честолюбие? Вы святой? Простите за прямоту… Можете считать, что это профессиональная провокация журналиста, но ответьте мне: вы и вправду не считаете, что жизнь к вам несправедлива? И в вас действительно нет презрения к этой жизни? Вы человек в возрасте… А я редко встречал людей в возрасте, – за исключением полных кретинов, – которые не разочаровались бы в жизни к пятидесяти годам… Вы исключение?

Он молчал и смотрел, по своему обыкновению, чуть вниз и в сторону; по его лицу сложно было прочесть что-либо.

– Хорошо, допустим, вы не относите себя к ортодоксальным христианам, – продолжал я, – В самом начале нашего разговора, если помните, мы затронули эту тему. Вы ещё сказали, что, при наличии множества не слишком отличающихся друг от друга религий, считать одну из них единственно верной, а все другие ложными, психически здоровый человек не может. Прекрасная мысль, позвольте с ней вновь согласиться. Но будучи человеком с университетским образованием, будучи человеком научного склада ума, вы ведь не можете не иметь собственной концепции Бога? И наверняка её имеете?

Все мы прекрасно понимаем, что старина Гёте был прав, и сущее не делится на разум без остатка, – так что же в этом остатке для вас? И разве Бог в вашей картине мира – справедлив? Может ли быть справедливым и любящим божество, которое распространяет вокруг себя запах горелого мяса? Бесконечные войны, эпидемии массовые убийства, трагедии мирового масштаба и, – что еще страшнее, – трагедия отдельного человека: его болезнь, нищета, невозможность реализоваться, предательство, крушение надежд и планов, непризнанные и неиспользованные таланты…

Меня крайне удивляла всегда эта дуальная концепция в отношениях Бога и человека, а вас нет? Человек может и даже обязан попросить, а Бог, видите ли, слышит и обязательно исполнит. С различными вариациями этот, с позволения сказать, суррогат скорой помощи и справочного бюро кочует из религии в религию, а их адепты все просят, и просят, и обращаются… Но вот получают ли? И вы не готовы признать, что этот мир несправедлив и безумен, а Бог, его сотворивший – жестокий мальчишка, отрывающий крылья и головы мухам и получающий удовольствие от того, как они беспомощно елозят по подоконнику?..