Сергей Александров - Мандарины моей планеты. Сборник повестей и рассказов

Папа мне как-то говорил, что система, где мы живём – совершенно невозможная и неправильная. Мало того, что под двухметровым слоем песка и энергокапсул на делянках – сплошной металл на несколько миль вглубь. К тому же – место центрального светила в системе занимает наша планета, совсем малюсенькая по сравнению с тремя Лунами, которые кружат вокруг неё по разным сумасшедшим орбитам. И являются, по сути, очень крохотными звёздами, которые по очереди и освещают постоянно нашу планету.

Я тогда не поверил папе – какие же Луны звёзды? Вон они какие огромадные! А звёзды – это такие крохотные сверкающие точки…

В общем, я понял, что отец почему-то не хочет говорить мне правду – и придумывает всякие небылицы. Ну и пусть! Может, часть его работы наследственным Безопасником и заключается в том, чтобы не говорить всей правды…

Я благополучно забыл и об этом разговоре с отцом, и о его беседе с дядей Свеном – меня тогда больше беспокоило возникшее вдруг повышенное внимание к Джей.

После похода за мандаринами, когда я увидел её в новом, чуть просвечивающем, голубом сарафане, мне вдруг стало ясно, что более красивой девчонки в нашем посёлке я не видел. Пусть у неё и маленькая – как у детсадовских малышек – грудь. Всего-то третий размер. У той же Карины из моего класса, которая, по словам отца, уже полсезона «неровно дышит ко мне» и чаще других девчонок, под самыми разными предлогами, приходит к нам, обычные, пятого размера, две молочные железы… А мне всё вспоминалось, как мы с Джей сидели рядом после удачного собирания и хватали из мандариновой миски горячие куриные ножки – и наши пальцы касались друг друга, а моё правое плечо – её левого плеча…

Наверное, я становлюсь взрослым – подумалось тогда мне. А значит, совсем скоро мне нельзя будет ходить на делянки и собирать мандарины. Ведь их сбором могут заниматься только дети. Взрослым мандарины не даются почему-то – они прячут свои разведывательные щупики и уходят в глубину, до самого металла, если вдруг какой взрослый хоть одной ногой пересечёт еле видимую границу делянки. Да и Жики на взрослых не садятся – только на детей…

Так что надо бы в самое ближайшее время ещё хотя бы пару раз сходить за мандаринами.

И Джей взять с собой…

Утро сезона Красной Луны всегда приходит неожиданно. Ещё вчера вечером по горизонту катился – будто недозрелый мандарин – желто-оранжевый шарик Жёлтой Луны, а утром на его месте уже оказался ярко-бордовый, большой, раза в два больше своей предшественницы, шар Красной Луны…

Только я успел открыть окно, как ко мне в комнату влетела синяя молния. Жик! Не может быть! Жики никогда не залетали ещё в наши дома. Даже под открытые навесы они не залетали.

А тут – ко мне в комнату! Ну и дела!

Отца дома не было – как обычно, утром он делает обход всего посёлка, а потом идёт к Кораблю.

Я протянул ладонь к кружащему под потолком Жику – и тот немедленно спланировал на неё. Я поднёс ладонь с сидящим на ней Жиком к своей шее – и он сразу же перебрался на неё и вцепился ладошками в моё плечо. Аккуратно повернув голову, я задержал дыхание и посмотрел на это удивительное чудо природы.

Жик сидел на плече. И не шевелился. И молчал. Не жикал даже. Было такое ощущение, что у меня на плече сидит не живое существо, а слепленная из необлучённого пластиката, каким в детсаду дети лепят всякую всячину, мёртвая фигурка.

Я дотронулся до него указательным пальцем.

Жик слегка вздрогнул – и вдруг обхватил палец всеми своими четырьмя ладошками. Нижняя часть его тельца слегка завибрировала и, изгибаясь, начала постукивать по моему пальцу.

Меня накрыла тёплая волна дружелюбия и участия, почти такая же, какую испытываешь на делянке, танцуя вместе с усевшимися на тебе Жиками.

Я закрыл глаза. Вспыхнувшая в моём сознании картинка была настолько реалистична и ярка, что я невольно открыл глаза, чтоб убедиться – я нахожусь в своей комнате, а не там, где показал мне Жик. Потом снова зажмурился.

Я видел, как три небольших челнока для планетарных перелётов – по форме почти такие же, какой и на нашем Корабле, только больших размеров – опускаются на поверхность планеты в переливчатых шарах давно уже устаревших силовых коконов, прямо на большущий лес Жиков. Пламя их посадочных дюз уже выжгло его центральную часть. Вокруг челноков бушевали огромные смерчи – но они не причиняли пришельцам ни малейшего вреда. Туча Жиков, поднявшаяся в воздух, металась между челноками, пронизывая синими молниями силовые коконы, будто тех и не было вовсе. Около обгоревших остовов деревьев лежали белые, шевелящиеся под струями горячего воздуха от двигателей, лепестки. Это были останки погибших Жиков! И их было очень много…

Когда челноки встали на свои опорные ноги, из люка одного из них, наступая на белые лепестки, вышли две человеческие фигурки в сверкающих красными сполохами в свете восходящей Красной Луны скафандрах. Одна из фигур обернулась к люку и махнула рукой. И из чрева челнока вытолкнули – я не поверил своим глазам – четверых пропавших ребят из третьего-прим класса. Иван, Свен, Ромеро и Джамаль. Четвёрка, которая угнала единственный исправный слайдер – им при обходах пользовался отец – прямо из хозпристройки к нашему дому! И из-за этого у отца случились крупные неприятности – его даже Совет женщин хотел лишить звания наследственного Безопасника…

У Ивана всё лицо было в кровоподтёках, а руки и ноги связаны. Ещё бы! Он в школе был главным задирой, хотя и с обострённым чувством справедливости. Иван никогда не дразнил тех, кто попал под мандариновый фонтан. Он защищал детсадовских малышей, когда кто-то из более взрослых ребят или девчонок обижал их или мог отнять игрушку…

У Свена и Джамаля руки тоже были связаны, но пут на ногах и синяков на лицах не было. А Ромеро прихрамывал, и правая рука у него была забинтована от запястья до локтя.…

Увиденное ошарашило и потрясло меня.

Я вновь открыл глаза, как бы стараясь огородиться от того, что передал мне Жик.

В комнате было по-прежнему слегка сумеречно, как и при моём пробуждении. За окном уже почти в самом зените полыхал алым цветом диск Красной Луны. Но мне казалось, что это красные языки пламени от горящего шарообразного леса Жиков. И нос всё ещё чувствовал запах горелой древесины и горячего чужого металла…

Жик всё так же крепко обнимал мой палец и дрожал. И я понял – это дрожь страха и боли. Дрожь от потерь и бессилия.

Я осторожно погладил Жика. Дрожь чуть уменьшилась, и он, отлепив от моего пальца свои верхние ручки с ладошками-присосками, почти в точности повторил мой жест, погладив в ответ мне ладонь…

Снаружи под тяжёлыми знакомыми шагами скрипнули пластиковые ступени, и распахнувшуюся дверь загородила огромная фигура в скафандре высшей защиты, который, насколько я знаю, отец надевает только раз в неделю, во время Генерального обхода. В обычные ежедневные обходы он пользовался ремонтным.