Сергей Александров - Мандарины моей планеты. Сборник повестей и рассказов

Из переговорного устройства послышался тревожный голос отца:

– Ургас! Срочно влезай в ремонтный скафандр – и давай за мной! Жика спрячь внутрь – он, я думаю, против не будет… – и он повернулся ко мне спиной, как бы ограждая и охраняя меня от того, что могло быть снаружи.

Только сейчас я заметил слегка оплавленную и оттого почерневшую пластину правого плечевого сустава. В левой руке отец держал портативную лазерную пилу.

Я кинулся в кладовую и вытащил из аварийного чехла свёрнутый в маленький кубик ремонтный скафандр. Ткнув в пульт управления защитой, я активировал её на максимум. Потом расправил его и влез внутрь. Голосом включил работу всех систем жизнеобеспечения – и скафандр тотчас облепил всего меня своей мембраной, а вокруг головы вздулся защитный плёночный пузырь, в котором тотчас появился мой Жик, беспрепятственно пролетевший сквозь плёнку. Схватившись ладошками за нагубник подачи питания, он замер, глядя прямо мне в глаза своими огромными, в полголовы, треугольными глазищами…

Снаружи никого не было.

Сиреневыми отблесками на фоне красного неба полыхало несколько поселковых домиков и крыша здания школы. И, кроме потрескивания горевшего желтовато-синим, без дыма, пластиката, не было больше никаких звуков.

– Все уже в Хранилище, кроме Стива. Он на Корабле – пытается реанимировать хотя бы один челнок, – на ходу объяснил отец, и показал рукой на видневшуюся вдали громадную тушу Корабля. Вокруг него, как Жики вокруг взрослого человека, сновали несколько точек, из которых периодически к Кораблю протягивались ярко-белые росчерки разрядов.

Челноки на Корабле были давно уже законсервированы за ненадобностью. Первые колонисты облазили на них каждую квадратную милю планеты, но, кроме сотни шарообразных лесов на серовато-коричневой, с более светлыми пятнами делянок, поверхности, ничего примечательного не нашли…

Внезапно одна из летающих вокруг Корабля точек устремилась в нашу сторону.

– Быстро к мандариновой делянке, – скомандовал отец, и огромными прыжками помчался в сторону от посёлка. Я голосом включил работу экзоскелета скафандра на полную мощность. Но догнал отца только у самой границы делянки – оно было обозначено ещё не успевшим выветрится золотисто-чёрным, с мерцающими синими и жёлтыми искорками в свете Красной Луны, пятном от взорвавшегося под ногами незадачливой первоклашки мандарина.

Вдруг поверхность между нами взрыл росчерк голубоватого разряда. Взметнулись вверх струйки пара от лопнувших энергокапсул. Мы обернулись.

Метрах в сорока над нами завис догнавший нас челнок, окутанный колеблющейся плёнкой силового поля. Ещё одна молния сорвалась с его носовой части и ударила в скафандр отца. Отец чуть пошатнулся.

– Ургас! Сможешь найти перезревший мандарин? Только быстро! А я пока поиграю в догонялки с этим уродом, – донеслось из переговорника. – Как будешь готов – скажи об этом своему Жику. Мне кажется – он знает, что надо делать.

И отец, ловко отпрыгнув от очередного разряда в сторону, побежал вглубь делянки, а потом, через десяток шагов, вдруг включил спинные импульсники и взлетел вверх.

Явно не ожидавший такого манёвра, челнок на несколько мгновений застыл огромной переливающейся радужной каплей.

Тем временем в левой руке отца вспыхнуло ослепительное трёхметровое жало лазерной пилы, включённой на полную мощность. Прогнув силовое поле челнока в месте соприкосновения, сверхконцентрированный поток фотонов врезался в его корпус. Мгновенно силовой пузырь, замкнувшись на металл корпуса, распался миллиардами брызг.

Челнок вильнул в сторону и развернулся. Хвостовое аэродинамическое оперение ударило по маленькой фигурке в скафандре с гаснущим от перегрузки лазерным лучом. Фигурка, кувыркнувшись несколько раз в воздухе, с отключившимися импульсниками упала метрах в двухстах от делянки.

Всё это я видел краем глаза.

Совершенно не заботясь о том, что могу наступить на щупики вылупляющихся мандаринов, я бежал к тому месту, где был найден большой перезревший мандарин, который мы оставили Жикам.

Внезапно Жик, о котором я успел забыть, слетел с загубника и прилепился ладошками к моему вспотевшему от беготни лбу. Интуитивно я зажмурился. Почти мгновенно в сознании нарисовалась картинка делянки, которую можно увидеть с высоты восьми-десяти метров. Растопыренным блестящим движущимся пятном был обозначен мой ремонтный скафандр. А на самом краю делянки лежала слабо пульсирующая чёрная груда. Скафандр отца…

Потом «поле зрения» как бы сфокусировалось в ответ на моё стремление – и я увидел буквально в нескольких метрах от блестевшей метки, обозначавшей меня, мерцающую окружность. Диаметр этой окружности был раза в три больше моей метки. «Перезревший мандарин?». Мой внутренний вопрос подтвердился картинкой выбрасываемой из окружности струи.

Я открыл глаза.

Лишённый защиты челнок, снизившись до пяти метров, в облаке поднявшейся от его полёта сероватой пыли, приближался ко мне. Жик под шлёмом, вновь вцепившись в загубник, вдруг зажикал. И я уверенно в пару прыжков оказался точно в центре той окружности, которую мой маленький друг мне показал. В это же время челнок, развернувшись, нацелил на меня свой нос. На нём начала набухать ослепительно-белая капля.

Дальнейшее произошло без моего участия.

Жик, непонятно как продравшись вновь сквозь мембрану шлёма, бесстрашно полетел навстречу громаде челнока. В наушниках раздалось громовое «Жиик-ууу!» – будто сразу сотня Жиков прокричало свой боевой клич! Почти сразу же после этогогрозного вопля, которые мало кто слышал в своей жизни, Жик прямо в полёте распался на маленькие, светящиеся голубым, хлопья. И в облако этих хлопьев – как по наводке, ударила невиданная доселе, наверное, никем из наших, мощнейшая струя почти что чёрой жижи из мгновенно вылупившегося, прямо-таки выпрыгнувшего из почвы, большушего, метра три в диаметре, сильно сплюснутого у полюсов, бордово-коричневого мандарина. В момент вылупления я не удержался на ногах и скатился с его макушки по гладкому пульсирующему боку вниз. Струя же, каким-то чудом не задев меня, коснулась челнока – и мгновением позже, будто живая, обволокла весь кораблик. И он с пятиметровой высоты рухнул на делянку.

Чёрный жгут из лопнувшего мандарина, ставший как бы одним целым с вздувшимся на его конце оплывшим силуэтом челнока, вдруг стал извиваться и ритмично дёргаться. Эта пульсация передалась тому чёрному образованию, что было ещё несколько секунд назад всесильным аэрокосмическим челноком – и это огромный, метров в двадцать в длину и около семи в высоту, облитый беспросветной чернотой шедевр людской техники вдруг стал растекаться грязной пузырящейся лужей. Через минуту от челнока осталось только тёмное, слегка выпуклое, пятно на поверхности делянки. Жгут от мандарина сам собой истончился и исчез. А на месте самого гигантского мандарина в ошмётках таявших лоскутков его кожуры стояло с десяток каких-то маленьких колышков. Я подошёл поближе и нагнулся. Это были не колышки. Это были крохотные шарообразные деревца. И в шаре каждого из них сидел малюсенький, раз в пять меньше обычного, Жик…