Маргарита Шарапова - Чёртов круг. Цирковые истории

– Ну не шевелись!

И я вернулась в прежнее положение. Лина вновь прикорнула ко мне на плечо, и теперь стало неудобно глядеть в окно, но я не посмела двинуться до самой гостиницы.

Очнувшись, Лина оказалась бодрой и голодной.

– Идем сразу в кабак, – вцепилась в мой рукав.

– Но у меня джинсы потертые…

– Ерунда, смотреть-то будут на меня.

– Я сыта, – отрезала с обидой.

– Одной не хочется. Хотя бы в бар зайдем, – она потянула меня улицей к ресторанному входу, который находился на противоположном углу здания.

В баре никого. Лина огляделась и приуныла.

– Зайдем лучше в ресторан.

– Вчерашнего высматриваешь, – буркнула я. – Опять будете куролесить.

– Ты же спала, – хитро сощурилась Лина. – Или подсматривала? А! Покраснела!

Я выдернула руку и метнулась прочь. От бара и ресторана имелся прямой вход на этажи. Я перескакивала через две ступени. Лина частила следом и звала: «Ну, постой, погоди, не сердись, я пошутила, извини!» Я остановилась на втором этаже. Она подоспела.

– Вот буфет, – кивнула я на дверь, – хочешь есть, зайди.

– Да не работает он уже.

Под буфетной дверью светилась щель. Я подергала ручку – заперто. Постучалась. Зачем-то ударила ногой.

И тут откуда-то появилась девушка.

В холле перед буфетом сумрачно, и я не заметила, откуда она подошла. Может, поднялась или спустилась по лестнице, или вышла из темной глубины длинного, огибающего все здание, коридора. Только вдруг оказалась возле нас. Ростом чуть пониже меня. В джинсовой курточке и красной бейсболке, надвинутой почти на глаза. Она окинула нас презрительным взглядом и сдержанно проговорила:

– Идите спать.

При этом вставила ключ в скважину замка буфетной двери, вошла внутрь, закрыла дверь и все.

И все.

Я упала в обморок.

Лина потом сказала, что сразу и не соориентировалась в произошедшем. Она видела, что я стояла, а потом плавно осела и растянулась на полу. Опомнившись, Лина наклонилась, потормошила меня и я вроде как приподнялась, но сама этого не помню, а затем опять отключилась. Лина с перепугу отхлестала меня пощечинами, и я открыла глаза. Тут уже пришла в себя и произнесла:

– Какой ослепительный был свет… Что это такое?

Лина не поняла. Вокруг по-прежнему стояла полутьма. Помогла встать и мы пошли по ступеням на третий этаж. Я не унималась:

– Ты не видела сияние? Все вдруг озарилось, но откуда исходил свет, где источник – не ясно.

– Успокойся, – увещевала Лина. – Сейчас ляжешь, ты вся горишь.

Она помогла мне раздеться, расправила постель, запаковала под одеяло и даже заботливо подоткнула его. На лоб аккуратно положила смоченное холодной водой вафельное полотенце. Куда-то убежала, но вскоре возвратилась. Дала запить голубенькие таблетки. Потушила верхний свет, оставив бра над своей кроватью. Села на краешек моей постели и заворковала сказку про гадкого утенка, но я слушала невнимательно.

Размышляла, что же такое приключилось возле буфета, пыталась восстановить каждое мгновение. Вот мы поднялись, вернее, я первая… но не это важно… темно, вот стоим у двери со светящейся щелью, вот появилась она… нет, не так быстро… как я ее увидела? Сперва почувствовала взгляд из-под надвинутого на лоб козырька… Нет, не могу понять. Вроде бы ничего не случилось особенного, но я, лежа в постели и слушая детскую сказку, чувствовала, что свершилось нечто таинственное в жизни, которое еще только предстоит разгадать. И твердо решила, что надо будет непременно отыскать ту девушку, возможно, прямо сейчас необходимо спуститься к буфету и прочувствовать все вновь, чтобы понять непонятное. Я вскочила, Лина пыталась меня удержать, но я вырвалась и побежала по коридору, который почему-то плотно забит людьми, и я у всех спрашивала, кто такая эта девушка, и куда подевался буфет… В общем, это уже снилось.

Открыв глаза, я очень удивилась, что потолок по-дневному светел. Привыкла вставать затемно. Динамик болтал на литовском. Приподнялась. Лина спала. Я осторожно встала. Голова кружилась. Глянула на золотые часики Лины, лежащие на ее тумбочке и перепугалась: два часа! Кинулась одеваться, но безмятежный зевок утешил:

– Я вчера отпросила тебя.

– Зачем?

– Чего ты, патриотка, что ли? Грохнулась в обморок, и какие-то собаки тебя волнуют? Успокойся. Себя люби.

Я умылась, заправила койку и, не зная чем заняться, села в кресло. Лина же залегла в ванну. Слышался шум воды, всплески.

– Подай мочалку, – раздался ее голос.

Оглядела комнату.

– А где она?

– Да здесь же на двери висит.

Я приблизилась к ванной, но войти не решалась.

– Чего ты там топчешся? – рассмеялась Лина, и я вошла, но спиной.

Сняла мочалку и протянула назад. Лина взяла. Я хотела выйти, но она сказала:

– Знаешь, я сперва подумала, что ты какая-то затурканная мимоза, а потом поняла, что нормальная.

– А когда ты это поняла? – я присела, не поворачиваясь, на краешек ванны.

– Отгадай.

Я быстро ответила:

– В вазе.

Она вдруг разозлилась:

– Дурилка ты картонная!

– Дурилка… да еще и картонная. Почему картонная-то?

– Потому что так обиднее… Чего ты спиной разговариваешь? Потри мне спину.

Я повернулась. Взяла мочалку и начала осторожно водить по ее мокрым, выступающим крылышками, лопаткам.

Кто-то задолбил во входную дверь. Пошла открывать. Это был Гриша. Увидел меня в пижаме и возмутился:

– Скоро выезд, а вы все спите. Буди Линку!

– Она моется.

– Передай, чтобы серпантин захватила, – и быстро ушел.

– Лина, захвати…

– Да слышала я, – она вышла из ванной, зябко кутаясь в махровый голубой халатик. – Одевайся скорее, еще в буфет надо успеть позавтракать.

При слове «буфет» я вдруг припомнила события вчерашнего позднего вечера и, наверное, это отобразилось на лице, потому что Лина испугалась:

– Что? Плохо?

– Нет-нет, – я принялась торопливо переодеваться.

– От снотворного голова не болит?

– А это было снотворное? Нет, не болит.

– Хочешь, иди сразу в автобус, а я тебе принесу что-нибудь из буфета.

– Я сама!

Лина вдруг рассмеялась:

– Сама-сама, а трусы надеть забыла.

– Не забыла, – покраснела я. – Они закончились.

– Как понять: закончились? – шокировалась Лина.

– Пять штук было и закончились.

– А ты больше одного раза трусы не носишь?

Я не знала, как объяснить, и промямлила, что дома каждое утро находила на стуле возле кровати свежие трусики и носочки, а вечером снимала их и оставляла в ванной.

– Тебе мама, что ли, стирала?

Я пожала плечами и Лина изумленно проговорила:

– Отпад! Ладно, на тебе мои новые трусишки, потом научу тебя стирать.

– И носки надо.

Она не выдержала и рассмеялась.

Когда отправились в буфет, я попросила: