Юрий Берков - Воспоминания. Автобиографическая повесть

После войны на Голодае было много пустырей, заводских свалок, и много огородов. Была свалка и от радиозавода им. Козицкого. На ней постоянно копалось много народа, выискивая бракованные радиодетали.

Летом, во время отпуска, мы с матерью каждый год ездили отдыхать в г. Ломоносов, к тёте Пане. Кроме того, я отдыхал в пионерских лагерях в Сиверской, и в Вырице. Кормёжка в пионерлагерях была неважной. Мене запомнилось, как мы искали на территории лагеря сыроежки и съедали их сырыми. Когда шли купаться на реку Оредеж мимо огородов, то воровали молодую картошку и съедали её сырой. А ещё грызли жмых. Это такие толстые большие круги из подсолнечных семечек, которые оставались после выжимки подсолнечного масла.

Помню, что в первые послевоенные годы в лесах под Ленинградом оставалось много мин, снарядов, гранат. Мы ходили на прогулку, взявшись за руки и следуя за воспитательницей, как в детском саду. Воспитательница шла впереди и внимательно осматривала тропинку. Иногда она говорила: «Осторожно, дети, слева под ёлкой мина» или «Справа лежит снаряд, прошу его не трогать». Однажды я увидел неподалёку большой подберёзовик и рванулся к нему, но тут же остановился как вкопанный. Перед собой в траве я заметил натянутую ржавую проволоку. Посмотрел в одну сторону – проволока привязана к берёзке. Посмотрел в другую – в кустах лежит мина, проволока привязана к взрывателю. Я испугался, попятился и оставил подберёзовик в покое. В лагере нам всё время говорили о многочисленных подрывах детдомовских ребят на минах, снарядах, гранатах. Ребята были непослушными, часто сбегали из детдома, находили мины, снаряды и пытались их разобрать.

В 1951 г. нам в ленинградскую комнату, наконец, провели радиоточку и мать купила репродуктор. Это был настоящий праздник. В комнате всё время играла музыка, транслировались спектакли, оперы. Жить стало веселее.

1953 год. Здесь мне 13 лет.

В 1952 г. я впервые увидел телевизор КВН-49, производства завода им. Козицкого. Его купили родители моего школьного приятеля Гули Черняева. Я иногда бывал у него в гостях. На просмотр телевизионных передач стекалась чуть ли не вся коммунальная квартира. Чинно рассаживались на принесённых с собой стульях, табуретках и смотрели на чёрно-белый экран размеров с фотокарточку 12 на 18. Экран был даже не черно-белый, а голубоватый, но всё равно было очень интересно.

Однако к тому времени здоровье моей матери совершенно разладилось, и ей дали вторую группу инвалидности. Врачи настоятельно рекомендовали ей уехать из Ленинграда, сменить климат.

В конце ноября 1953 г. мы поменяли свою десятиметровую комнату в Ленинграде, на двадцатипятиметровую в Ломоносове, на Ленинградской улице. Подходящий вариант обмена помогла найти тётя Паня. Как раз перед этим в нашу ленинградскую квартиру провели газ. Исчезли вечно коптящие керосинки, чадящие керогазы, шипящие примуса, воздух на кухне стал значительно чище.

Помню, как летом 1953 экскаватором рыли траншеи на 9-ой линии и укладывали газовые трубы. Шли со стороны Малого проспекта и прошли через садик между 7-ой и 8-ой линиями. Я любил смотреть, как работает экскаватор, но в садике я увидел нечто, что навсегда врезалось в мою память – это были человеческие скелеты. В саду оказалось захоронение умерших в блокаду людей. Плоские деревянные гробы лежали плотно друг к другу. Их покрывал тонкий слой воды. Доски уже почернели. Экскаватор взламывал эти гробы, и открывались белые скелеты людей. Потом кости и черепа выбрасывались ковшом на бруствер из глины. Мальчишки, вооружившись палками, надевали на них черепа и бегали по саду.

И всё же воспоминания о Ленинграде закончились у меня на мажорной ноте. Город быстро восстанавливался после блокады. Вместе с друзьями Гулькой и Генкой мы любили гулять вдоль Невы и рассматривать великолепную архитектуру великого города. С каждым годом город становился всё чище, всё красивее. Уже не было разбитых домов и развалин. Как грибы на их месте вырастали новые красивые здания. Город постепенно залечивал раны.

В 1953 году город Ломоносов был почти весь деревянный. Каменные дома были только внизу на проспекте Юного ленинца (ныне Дворцовый), да отдельными островками на улице Красного флота и Красных партизан (ныне Александровская). Мостовые были выложены булыжником, были и грунтовые дороги. Большинство населения проживало в нижней части города. Автомашин было мало, всё больше лошади с телегами.

Мы с матерью поселились на втором этаже в двадцатипятиметровой светлой комнате, окна которой выходили на Ленинградскую улицу. Дом был двухэтажный, каменный. Квартира коммунальная. В ней проживало (вместе с нами) три семьи. Всё было бы неплохо, но дверь нашей комнаты выходила на кухню. И тут опять вернулись примуса, керосинки, керогазы. Веся копоть и чад просачивались через дверь и наполняли нашу комнату удушливой вонью. Тем более что наша соседка Неуменова и три её взрослые дочери, оказались на редкость неаккуратны. У них постоянно что-нибудь пригорало, убегало, коптило и чадило. Мать не раз ссорилась с ней из-за этого, но всё оставалось по-прежнему.

Школа №4 на ул. Ленинская, 1954 г.

В Ломоносове я продолжил учёбу в 4-ой средней школе, на улице Ленинская (теперь Еленинская), в 7-ом классе. Школа была двухэтажной деревянной маленькой и тесной.

В классе было около 30-ти человек. Мальчики учились вместе с девочками и это было очень непривычно для меня. Ведь в Ленинграде было раздельное обучение, и я учился в 30-ой мужской средней школе. Девочки казались мне инопланетянками. Я не знал, как с ними общаться, Я сторонился девочек, да и с мальчиками первое время дружбы не получалось. Я был для них чужак, заморыш какой-то. Но потом всё наладилось. Я подружился и с мальчиками и с девочками. В дальнейшем я узнал, что в ленинградской школе некоторые мои одноклассники, повзрослев, так и не сумели найти контакт с девочками, стали пьяницами и гомосексуалистами. Они не смогли создать нормальную семью и плохо кончили. Таковы были плоды раздельного обучения (пуританского воспитания) которое к счастью, через несколько лет отменили.

В Ломоносове мне понравился парк, и я часто гулял в нём. По натуре я был фантазёр и мечтатель, и одиночество не угнетало меня. Я по-прежнему занимался радиолюбительством, но с радиодеталями стало трудно. Не было барахолки, не было свалки. Тогда я записался в радиокружок при станции юных техников, и это сняло все проблемы. В кружке я общался с опытными радиолюбителями, руководителем, и получал необходимые радиодетали и консультации. Я стал строить супергетеродинный радиоприёмник второго класса.