Витэль Багинский - Черти на том берегу

Взгляд мальчишки был равнодушным. И он вновь пожал плечами, определённо не желая делиться.

– Ешьте. – Всё, что позволил услышать Святику Елисей.

Есть было уже нечего, да и наелся.

Встав из-за стола, Святик пошёл по комнате. Кроме привычной уже двери здесь были два окна с опущенными жалюзи, и ещё одна дверь, закрытая на ключ, – провернув пару раз ручку, он в этом убедился. Настаивать более не стал.

«Фонола-Хупфельд» хранила молчание. Её массивное, деревянное «тело», словно, тяжело дышало от усталости. Святик подошёл к ней поближе. Точь-в-точь обычное пианино, лишь в корпус встроен баран, – зачем? – Святику было непонятно. Святик ничего не понимал в музыке.

Выключать свет не хотелось. Хотелось принять душ. Ложиться не свежим было неприятно. Хотя бы ноги помыть после мучительных кед. Не сказать, что они сильно измучили своим неподходящим размером, но неудобство причиняли. А постель пахла лавандой. Святик постарался закрыть глаза, но видимо, суточная норма сна утолила его организм, и теперь спать не хотелось. Встав снова, размяв ноги, Святик подошёл к пеналу с книгами. На полках не стояло ничего современного. Полные собрания томов Горького, Тургенева и два сборника стихов Тютчева. Святик не стал тревожить их покой, и подошёл к столу. Ноутбук, толстый блокнот, карандаш, ластик, две серебристые ручки, лежали так же, как у него дома. Он сел в кресло. Постучав пальцами по столу, открыл блокнот, в нём чисто, закрыл обратно. В голове роились мысли. Провести ночь в чужом доме – сродни было для Святика проведению ночи в кутузке. Хотя в кутузке не бывал – его представление о ней просто было не весьма приятным.

Постаравшись прислушаться к происходящему в доме, Святик задался вопросом: «Где могли сейчас спать хозяева дома?»

Образовавшаяся тишина показалась подозрительной. У Святика возникло явное ощущение одиночества. Куда могли запропаститься бабушка с внуком, невозможно было приложить ума. Те две комнаты, по мнению Святика, не могли быть пригодными для ночлега.

Этот ум не прикладывался и в попытке рассудить смысл своего пребывания в этом доме.

Медленно потекли минуты, отмеряя часы. Каждая минута была мучительным промежутком, и первый канувший час ознаменовался в разуме Святика, подобно вечности.

Эльдар Романович, совершив пару звонков напоследок дня и убедившись, что дела его идут, не сбиваясь с поставленного плана, застегнул свежевыглаженную пижаму, снял свои огромные очки, положив их на тумбочку, лёг в кровать, как всегда с надеждой, проснуться славным утром в полном здравии. Он с уверенностью намеривался прожить ещё лет двадцать плюс (не в коем случае минус) два года, – того, в общей сложности, дожить до верных ста двадцати лет. Тогда можно спокойно умирать, считал Эльдар Романович, когда дела все сделаны и удовольствие от того получено.

В планах старика было – открыть музей.

Такая мысль зародилась ещё в молодости.

Но ему все говорили, что это невозможно. И потому, как раз тогда – в молодости, Эльдар Романович прекратил общение с людьми на эту тему, а задался обеспечить себя сначала образованием, затем же финансами. При этом совершить это настолько, чтоб сделаться ни кем и ни чем непоколебимым. Только это обещало забрать кучу времени и сил, – но наивный молодой ум, решительно думал взять всё и быстро. А отдав двадцать лет на четыре высших образования, и работе сначала в школе, потом городском совете, стал понимать, что не так-то просто даётся карьера. С трудом добравшись до областного совета, повзрослел, приобрёл опыт, занимал разные высокие посты. Когда Советы развалились, и наступила волна произвола (извините время демократии) – на арену власти вышли разного направления партии, коммунисты стали не те, их власть потерпела крах, Эльдар Романович не стал засиживаться, понапрасну протирать штаны – не по-его. Положив партбилет на стол, он тут же вступил в ряды «новых», и вскоре был избран народом в депутаты. Окружив себя «сильными людьми» и научившись не только ими пользоваться за все эти годы, но и управлять, приобрёл личные «рычаги»…

– Музей?!…

Удивился однажды отец Анны.

– А что ты хочешь в нём представлять?

– Души…

Отец смутился, решив, что парень совсем спятил. Мало того, что пропадал понедельно, ещё начал идеи выкидывать бредовые.

– Какие такие души, Эльдар?…

– Человеческие.

– А как это возможно? Даже допустим, что таковые имеются в людях… Как? – Затем подчеркнул: – Да, и хорошо, что нас никто не слышит…

Эльдар на какое-то время впал в ступор.

В глазах своего приёмного отца он изменился довольно сильно после болезни. Сам же Эльдар знал, что его перемена произошла намного раньше, задолго до того, как случился этот разговор. Но об этом он ничего не сказал.

Для Николая – дочь без вести пропала, – как сообщили в местном военном управлении. А для Эльдара «перезахоронение» Анны стало второй её жизнью. Теперь её душа должна находиться под его присмотром. А «жизнь» – коей «это» здоровый человек не назовёт – дала порождение целям жизни Эльдара. И, несмотря на то, что Эльдар далёк от веры в загробный мир, ничто «нечеловеческое» не чуждо, даже самому закоренелому атеисту, – как думал сам Эльдар…

– Так что за души?.. – Слово «души», Николай произнёс, понизив тон, словно слово было какое-то запрещённое. – Или ты хочешь представить ум, чувства и способности человека? – При этих словах он чуть расправил плечи.

Эльдар не мог ответить на этот вопрос – он и сам-то не знал, и пожалел о том, что сказал отцу Анны. Ведь он подталкивал себя к тому, чтоб сказать о своей «находке», о «причине» своей недавней тяжёлой лихорадке и, понимая не весьма благоприятный исход разговора, выкрутился:

– Возможно, ты и прав, всё это глупость…

Отец Анны стал первым человеком, с которым Эльдар заговорил об этом. А вот первым свидетелем начала его коллекции мог бы стать мальчишка…

Не теряя ни секунды безымянный малолетний сожитель (он так до сих пор и не назвал своего имени), подслушав Николая с Эльдаром и дождавшись, когда второй уйдёт в свой очередной «поход», затеял слежку.

Зима в тот день сыпала снегом настолько плотно, что не было видно не то, что ни зги, своих рук рассмотреть было невозможно. Завидев такую помеху, следовало развернуться и ждать погоды. Но мальчишка без особого рассуждения, «встав на лыжню» своего предшественника, стараясь не терять след, что было весьма трудно, пустился вдогонку.

Эльдар перешёл заснеженный мост. Дорогу к землянке он знал отлично, и прийти мог с закрытыми глазами. А вот мальчишке досталось «будь здоров». Перейти мост, и ещё сделать шагов двадцать, вышло, но когда снега стало настолько много, что возвысились сугробы над головой, он попал в снежный плен. Не находя сил справиться со стихией, он затих и, если посмотреть со стороны – сдался – смирился под руку судьбы. Но мальчишка лишь дал возможность себе отдохнуть. Переведя дух, он не стал выкапываться, напротив – разрыл себе небольшое пространство, сел на корточки, отряхнул с фуфайки и шапки снег, втянул вовнутрь рукава, и затих. Снаружи мело, а под снегом становилось всё теплее.