Витэль Багинский - Черти на том берегу

Эльдар в ответ кивнул головой.

– Для неё, поди?

– Для неё. Чтоб не беспокоил никто…, а тут вы…

– И что понял…?

– Трудно сказать. Если она потонула, когда купалась, то понятно, зачем сняла туфли, а если решила утонуть – на туфли плевать…

– Ты вот послушай, что я тебе скажу… Я не ведаю наук, но знаю одно: трудно самому утопнуть. Несказанной силы воля потребна. Паника большая у человека, когда дышать он не в силах… Я-то знаю…

– Потонуть пытались…

– Нет. Топили меня… насильственно…

Землянка была настолько глуха, что метель, даже усилившись, не имела возможности заявлять о себе.

– Не выбраться нам из твоей норы… хоть и хорошо ты всё смастерил, и вьюги не слыхать… ща* снегом дюже привалит.

– Выберемся… – Дал ответ на сетования старика Эльдар. Дед всё ещё стоял неподвижно, уже вовсе опустив ружьё в пол. Его лицо оставалось хмурым, но он не смотрел былым взглядом.

Мальчишка под снегом не унывал. Имевший не по годам внутреннюю силу, он, точно, опытный воин-охотник затаился в ожидании того, как минует опасность. Он не страдал, не замерзал, не был напуган.

Вспомнив, как метёт метель, Эльдар подумал о преследователе, и представил его замерзающим под снегом. Но не знал он силы, содержавшейся в маленьком, всё ещё незнакомом человеке, – силы, которой не хватало ему самому никогда.

А в двух километрах от землянки: Николай с трудом добрался до моста. Видя невозможность продолжения пути, вздохнул с тяжёлой грустью…

В землянке сидели двое с потухшим желанием убить друг друга: один – ради установления справедливости и искоренения, по-его мнению, зла; второй – ради своей безопасности. Скомканный кусок бумаги Эльдар перекладывал из руки в руку. Старик, усевшись на предложенный чурбан, положив на колени ружьё, рассказал, как привязав его за ноги, опускали в реку.

– Я был тогда молод, – как ты. Моя бабка сильно захворала – её охватило безумство… да, так и есть – она сошла с ума. Потеряв в поле деда (годом раньше), она не находила себе места от печали, которой было так много, что весь её рассудок терялся напрочь. Они были всеми силами привязаны друг к другу. Куда бы дед не пошёл – бабка за ним, что бы дед не удумал – бабка тут, как тут. Дед уже психовал, – мол, вздохнуть самостоятельно не может, хотя сам же за бабкой хвостом не унимался. А однажды сел под деревом посреди поля ржаного, и не встал боле – сердце замерло его навечно. Пока бабка серпом махала, дед на тот свет и отправился безнейно*, – она оглянуться не успела, а его души и след простыл. Подошла взмыленная от работы и давай деду рассказывать, уже сама не помня что, а он уставился куда-то в сторону, будто о чём-то своём думая, а ею пренебрегая. Она на него: что мол, дурень не чуешь? – Не чуял… Ну, бабка до него, и в вопль…

– А какая связь?.. – Оборвал Эльдар старика. Тот, то ли не понял, то ли имел своё представление об изложении, не прерываясь продолжал:

– У неё глаза через неделю бордового цвета стали, а через месяц заявила, что они с дедом в баню пошли. Набрала охапку веников, взяла лохань, и, хлопнув перед нами дверью, ушла париться. Не было её полтора часа. Пришла довольная. И… голая. А на улице народ собрался – кто смеялся, кто возмущался… За год с бабкой перемена произошла такая, что мы – родные её уже узнавать перестали. Хозяйством она заниматься прекратила, хотя сама рассуждала, что всё хозяйство на ней и лежать стало, как дед помер. Он-то и знать не знал, что с его бабкой-то случится… – Старик странно прихихикнул, качнув головой. – Историю жизни связанную с бабкой неспроста рассказываю – ей обещался помочь один человек с намерением неровной души к моей матери. Он мне сразу странным показался. А мать моя сказала мне, чтоб я нос свой не совал в чужие дела… Сказала, – после пожалела, когда меня без сознания нашла на берегу реки. Хм, она-то знает, что я, вроде, как самоубийство решил совершить… Чёрта с два! Я жизнь люблю, несмотря на все её минусы – плюсов нахожу гораздо больше…

– Возможно, знала? – Внёс поправку Эльдар.

– В смысле… Ах, понял… – Старик странно отреагировал на вопрос, и тут же ответил: – Она всё ещё жива, ей девяносто четыре, и до сих пор помнит тот случай у реки… Да и причину тоже. Единственное, не желает она признавать, что я жизнью не собирался кончать. Говорит мне, наверное, с самого рождения и по сей день: «В могилу меня сведёшь..!». Раньше не смешно было – сейчас, сами понимаете…

Эльдар улыбнулся подмеченному сарказму.

– Ну, а на самом деле меня решили утопить… Помимо того, что мать меня упрекала, она ещё и прощения постоянно просила за свою невнимательность… Так как я противником её (тому) браку был, (а он таки состоялся), отчим на меня зуб заточил.

– А бабка причём? – Не унимался Эльдар.

Старик посмотрел глазами осуждающего человека.

– Нет, ну ты что совсем ничего не понял..? Он хозяйство на себя решил взять…

– Так вам было, где-то двадцать пять лет, вы, что с хозяйством справиться не могли..?

– Какие двадцать пять? – Взгляд старика, словно, затерялся за ширмой прошлого.

– Если вы говорите, что были таким как я…

– Не говорил! – Возмутился старик.

– Как же? Вы так и выразились: «…молод был, как ты»… то есть я.

– И…

– Что и..? Вы так сказали..!

– Ты меня не путай… У меня память феноменальная…

«Ох, он даже такое слово знает…» – Удивился Эльдар, а понимая, что ничего «феноменального» нет, как и смысла спорить, решил изогнуться:

– Хорошо. Видимо я что-то вообразил.

– То-то… На чём я остановился…?

– Хозяйство на себя решил взять… – Помог Эльдар феноменальной памяти…

– Да. Я же тогда мал был…

– Ага…

Старик острым взглядом оглядел Эльдара, бросив глаз на брезент, вздохнул.

– Одной ночью я проснулся от ужасного неудобства и сильной тряски. Открыл глаза в полной темноте – думал: ослеп. А ощутив неподвижность – понял, что связан по рукам и ногам, и не просто, а в мешке. Также был перевязан рот, поэтому оставалось только мычать. Кто-то огрел меня по спине, – значит лучше лежать молча…, но я замычал пуще. Удары посыпались один за другим… Я слышал, как скрипели колёса телеги, фыркала лошадь (причём наша), трещали сверчки, как колотилось моё сердце. Проехав же ещё немного, остановились. Никто не сказав ни слова, ни полслова стянули меня с телеги, взвалили на чью-то спину, и зашагали неизвестно куда. Там повязали на ноги верёвку, и подвесили вниз головой. Потом стали опускать, всё ниже и ниже, пока не намокла голова. Меньше было бы проблем, если б не мешок, – даже вытаскивая голову из воды, я задыхался. Вокруг лишь сверчки и всплеск воды – люди молчали (до сих пор не знаю, сколько их тогда было). Я же, как не старался, потерял сознание.

Очнулся я на берегу. Рядом со мной отчим сидел, в стороне мать разговаривала с дедом Матвеем. Голова ужасно болела и пекло ноги, – за них я был подвязан. Я помнил и помню по сей день, как всё было, но не помню то, что мне довелось услышать. Мне рассказали, как я сам повязал на себя камень, и бросился в воду… Не верю я тому. Въелись в мою память глаза отчима, которому не надо было ни в чём мне признаваться, ни о чём меня предупреждать, – я убеждён – это его рук дело…