Александр Лонс - Бирюзовый Глаз

Мы вскрыли сразу пару бутылок брюта и разлили по стаканам пенящуюся жидкость. Пили все кроме меня (не хотелось), Стэна и Кости (им еще предстояло садиться за руль). Наша троица пробавлялась соком. Никаких тостов никто не говорил. Видимо от утренних переживаний и бывшего выброса адреналина вино сразу ударило по головам. Все, кто пил, захмелели неожиданно быстро. Через некоторое время разговор, как это часто случается в нетрезвых компаниях, свернул на политику.

– Наши люди меня вообще удивляют, – сокрушался захмелевший Степан. – Разогнали Союз, надавали пинков всем союзным республикам, чтобы пропить богатства Сибири, ни с кем не делясь. Все последующие годы разворовывали свою страну и вывозили капиталы… Куда? А все туда же – в Европу. В итоге и финансово, и экономически зависим от Запада. Но когда наши соседи ложатся под Запад не спросясь Москвы, это почему-то вызывает у нас дикую ревность и неистовую злобу. Ребята, а мы сами-то, чем занимаемся? Мы сами разваливаем свое государство. В таком состоянии никому мы не нужны, а уж нашим соседям тем более. Остальные развалят свои страны и без нашей с вами помощи. А руководство наше совсем совесть потеряло. Теперь вот и Академию Наук разгоняют в угоду зажравшимся церковникам и недоучкам-чиновникам. Мерзко все это. Всем, у кого есть мозги, надо валить из этой страны… чем быстрее, тем лучше.

– А вот не буду я с тобой спорить, – кивнул трезвый Стэн. – Потому что ты совершенно прав. Ты, приятель, неподъемную тему сейчас приподнять пытаешься. Но у нас общая история, общие корни, от этого никуда не уйти.

– Почему тогда соседние страны от нас в Европу бегут что есть сил, а беженцы из них – к нам? – возмутился похожий на вояку Изя. – Просто так что ли, из-за врожденного мазохизма?

– Понятно, почему. С одной стороны лоск, сытость, респектабельность, может иногда и вполне заслуженная высокомерность, но также и уважение к труду, к разным всяким правам и меньшинствам. С другой – огромная страна с циничной и коррумпированной властью, невнятным политическим режимом и ядерным ракетным оружием. А уровень жизни у этих соседей ниже нашего, отсюда и беженцы. Гражданская война опять же. Возникни такой выбор, что бы предпочел ты?

– Сытость, респектабельность и стабильность, естественно. Но мне вот что интересно, а почему в соседних странах русских партий нет? – никак не успокаивался Изя. – Подходящего народу полно, а партии отсутствуют, даже движухи никакой.

– А где тогда у нас «русская партия»? – риторически спросил Стэн. – Всякие мелкие опереточные маргинальные националистические партийки опустим, как несерьезные.

– Вот ты серьезную и создай! Ну, раз все те, что есть, опереточные и маргинальные, покажи всем, как надо, – обратился Изя к Стэну, – изобрази мастер-класс!

– Нет, не смогу. Злой, нервный я. Буду же к расстрелам и репрессиям призывать. Меня первого и шлепнут, чтоб не вякал. А у меня бывшая жена, дети от первой жены, любовница… и кот. Кота, кстати, я уже у хороших людей пристроил. – Тут Стэн, на правах хозяина и устроителя вечеринки, громко хлопнул ладонью по столу и провозгласил: – Стоп, короче. Хватит о политике, надоело! Предлагаю сменить тему. Мне о здоровье своем в первую очередь думать надо. А то скоро буду, как доктор Хаус. Небритая харя, трость и постоянное брюзжание. Что за фигня? Сначала левая нога болела, теперь ноет правая. Одно радует, левая прошла… так, о чем это я? Да, про нашу жизнь. Видишь ли, все у нас очень уж привыкли врать. Причем без всякого на то основания и нужной причины, просто по привычке. Вот тебе недавний пример. Было время, когда я по разному поводу спрашивал совета у своих друзей-приятелей, и вдруг вспомнилось. Одна хорошая девушка прислала целый список прочитанных ею книг, которым несказанно удивила. Типа друзьям рекомендовала. Никогда не подумал бы, что любовь к подобным текстам в ее характере. Как-то после, в минуту откровенности, она призналась: «Я что, буду тебе правду писать? Про то, что действительно люблю? О романах, которые бессонными ночами до утра читала? Оторваться не могла? Ты бы сразу дурой меня посчитал». Вот и выходит, что просить у кого-то совета дело вполне бессмысленное. Люди о своем имидже больше думают, о маске, что привыкли носить, чем о реальной рекомендации. Очередное вранье, только по-другому называется.

– Реклама называется, – пояснил Константин. – А реклама и самореклама необходима. Всегда было так. Вот о своем имидже люди и пекутся.

– Да, реклама в нашей жизни укоренилась прочно, – опять встрял Стэн, – На каждом углу торчит, на глаза попадается, тихо и хитро, ненавязчиво в уши шепчет. Свои плоды в наших мозгах создает, и уже через две-три недели после знакомства с новым роликом или статьей подсознание полагает разрекламированный предмет своей важной и неотъемлемой частью…

– Ну, ты прям поэт! – восхитился я.

– Я не поэт, а научный писака и гуманитарный профессор. И от этого своего занятия начинаю тихо и постепенно впадать в возрастную мизантропию. Говорят, существует всего четыре стадии взросления человека. Первая, когда он боится фильмов с Фредди Крюгером. Вторая – смеется над фильмами с Фредди Крюгером. Третья – ностальгирует при просмотре фильмов с Фредди Крюгером. И, наконец, четвертая – когда пациент солидарен с Фредди Крюгером. Так вот, боюсь, я уже почти заканчиваю с третьей и скоро перейду в четвертую стадию.

– Да, тебе, похоже, действительно пора уже у психиатра консультироваться… или вступить в какую-нибудь группировку, использующую непарламентские методы протеста.

– Не хочу я, не мое это, – махнул рукой Стен. – Да и прибьют, я уже говорил.

– Дорогой мой, – вдруг подал голос Макс, – а ты часом не в курсе, что давным-давно придуманы и приняты на вооружение совсем иные способы протеста и нажима на власть? Мирные и цивилизованные?

– Это какие, интересно? Власть сейчас реагирует только на толпы озверелых людей, готовых умирать за свои идеи. Или убивать за них, что, как вы понимаете, еще хуже. Кто-то из здесь присутствующих пойдет на это? Выйти на улицу и стоять до конца? По-моему, нет. Зато мирные и цивилизованные способы протеста и нажима на власть у нас пока не работают. Не доросли мы еще до таких способов.

– Вы что, – удивился Константин,– реально так думаете? К черту тогда такое общество…

– Что думает? Кто думает? Тут никто ничего не думает, – отчеканил Стэн.

– Гениальная фраза, – излишне радостно восхитился я. – Можно сопру?

– Можно. Кстати, – Стэн ткнул в мою сторону толстым пальцем, при этом окинул всю компанию задумчивым взором, – поаккуратнее с ним. Этот тип книжки на досуге пишет, и каждый из вас может потом увидеть свои ненароком оброненные слова напечатанными на белой бумаге под черной обложкой. Осторожнее с мыслями.