Оксана Чурюканова - Музыка сердца

В ужасе Роксана проснулась: оказывается, ее трясла за плечо служанка:

– Синьорина, вам приснился дурной сон! Все хорошо! Я принесла вам молока и… вот, возьмите, ― она протянула что-то мягкое, ― это кукла, ее сделала моя дочка, она видела вас вчера в таком красивом наряде! А потом сделала для вас эту куклу. Маленькая Роберта сходит по вам с ума, просится прийти посмотреть ваши рисунки, все уши прожужжала, какая синьорина красивая, какая у нее белая кожа и удивительные волосы! Просто влюбилась в вас.

Художница вскочила с постели, лихорадочно собрала рассыпанные ею вечером жемчужные украшения и вложила их в добрые натруженные руки женщины:

– Возьмите для дочки! Прошу вас, это ей подарок от меня, и пусть она приходит, я нарисую ее портрет.

«Вот и все. Сказка кончилась, так и не начавшись. И я больше никогда не увижу его рядом с собой, тем более не смогу с ним поговорить, объяснить, что я… Ах, что я могу объяснить, кроме того, что он видел собственными глазами! Я для него ничто, куртизанка. Да и как я могла рассчитывать на большее, глупая, он любимец дожа, всей Венеции, Европы, а я… о чем я только думала, когда шла к нему тогда? На что надеялась? ― так думала девушка, не в силах приняться за работу. ― Забыть! Уехать, как можно дальше и скорее!» Но побороть искушение попасть на следующее представление все-таки оказалось выше ее сил.

Незаметно прошел еще один день, и вот солнце стало спускаться к горизонту. Достав свою вуаль, художница вновь отправилась в театр, но там ее ждал еще один удар ― представление отменили, о чем гласило большое объявление на входе. Разочарованно ахая, публика расходилась, а Роксана продолжала стоять перед дверью, все еще не веря своим глазам. Одинокую поникшую фигурку, замершую в растерянности у дверей, заметил служитель театра и, тихонько тронув ее за руку, сказал:

– Синьорина, оперу отменили, Фаринелло не будет сегодня петь, говорят, заболел.

– Как заболел?! ― Роксана почувствовала, что ноги ее стали слабыми и ватными.

– Ну, известно, может, голос потерял, это часто бывает. Поют, поют, а потом ― бац! И все.

– Подождите, синьор, где его найти?!

Старик ласково стал объяснять, как попасть к палаццо знаменитого певца. Не медля девушка бросилась к гондолам и, найдя свободную, прыгнула в нее:

– Палаццо Ca d’Oro!

– Десять цехинов, ― флегматично пробормотал гондольер и оттолкнулся от набережной веслом.

Было уже поздно и совсем темно, даже света в окнах домов не было видно, а двери давно закрыли на ночь. Огромный богатый дворец, стоящий прямо на Большом канале, нависал своей готической громадой над водой. Я попыталась толкнуть дубовые резные двери, но тщетно! Какие-то силы двигали тогда моим существом, ведь в другом месте, в другое время и при других обстоятельствах я бы никогда не осмелилась вот так ломиться в чужой дом. Металлический молоточек на двери я увидела не сразу, но потом начала колотить им, что было сил. На шум, который я произвела, наверное, на милю вокруг, вышел человек и… впустил меня. Видимо, ночные визиты дам для этого дома не были редкостью.

Я не помню, как преодолела высокую лестницу, пробежала сквозь анфиладу роскошных комнат и… почувствовала себя в тисках сильных рук: кто-то удерживал меня и достаточно больно!

– Стоп, синьорина! Куда это вы?

Как я испугалась! Сердце мое тяжело стучало в груди. В комнате стоял мрак, и единственным источником света служила свеча в руках этого человека. Примерно с меня ростом, черноволосый и смуглый, он смеялся над моим испугом.

Это был Риккардо Броски.

– Синьор Броски, добрый вечер! ― я, наконец, совладала с собой. ― Извините меня за то, что я пришла в столь поздний час и без предупреждения.

– Роксана. Так, кажется, вас зовут? И вы пришли к Карло, ― больше с утверждением, чем с вопросом сказал он. ― Но он не сможет вас принять: он болен.

– Подождите, синьор Броски, еще вчера я видела его в доме графа Альбертино. Что же могло случиться? Почему отменили сегодняшнее выступление? Что с ним?!

Риккардо зло посмотрел на меня и медленно процедил:

– И вы еще спрашиваете?! ― Он поволок меня за руку к выходу, я стала отчаянно сопротивляться, совершено не понимая, что происходит! Похоже было, что он меня обвиняет, но это только придало мне сил:

– Отпустите меня! ― Я вырвалась из его цепкой хватки. ― Я не понимаю, почему вы так со мной разговариваете!

– Не понимаете? ― он шипел, подобно змее. ― Из-за вас он совсем обезумел! Увидал вас с сенатором Роджерио и словно взбесился. Перевернул все, что было вокруг. Устроил погром, а потом напился до чертиков! Мотался по каналам в одной рубашке, а утром свалился совсем больной. И вы спрашиваете, что случилось? Мы оба живем его голосом, который ничего не стоит потерять из-за такой вот…

Риккардо читал мне отповедь, а я не знала, смеяться или плакать! И что мне его оскорбления, когда меня ревновали. Да-да, ревновали, причем оба брата сразу: один ― к старику, а другой ― к брату. Похоже, я попала в нелепую ситуацию. Подойдя вплотную к разгневанному Риккардо, я с вызовом сообщила ему:

– Отойдите от двери, синьор Броски! Я войду сейчас или будем стоять здесь хоть до утра! ― может быть, это и выглядело смешно, но я победила ― Риккардо посторонился и пропустил меня.

Я шагнула внутрь и остановилась, чтобы глаза привыкли к темноте: шторы на окнах были плотно задернуты, и ни капли света не проникало внутрь комнаты. Риккардо вошел за мной следом, неся подсвечник. На большой кровати, закутанный в одеяло, лежал Карло. Лицо его казалось еще бледнее от того, что на лоб упала мокрая прядь черных волос. Он был в беспамятстве. Сердце мое сжалось от боли и жалости, я на слабых ногах сделала пару шагов, опустилась на колени перед постелью и тихо позвала:

– Карло!

– Бесполезно. Он не услышит вас, синьорина: опиум.

– Господи, вы с ума сошли? Вы дали ему опиум?! ― Я готова была ударить Риккардо. ― Вы что, в средневековье?

Я протянула дрожащую руку и коснулась щеки больного. На лбу бедного Карло выступили капли пота, его рубашка была насквозь мокрой. И этот человек, называющий себя его братом, стоял, скрестив руки, и был совершенно спокоен!

– Риккардо, у него жар! Он весь горит. Вы послали за врачом? Немедленно вызовите врача, вы слышите меня?!

Не зря меня назвали Роксаной. Нехотя, изобразив недовольство, Броски-старший подчинился и неспешно вышел из комнаты.

Я наклонилась к лицу больного и тихо звала:

– Карло! Карло! Ты слышишь меня?!

Так больно было смотреть на него, и я ничем не могла ему помочь, ничем! Похоже, Карло ничего не слышал и не понимал, хотя открыл глаза, но взгляд его был пустым. Чертов брат с его опиумом ― глупой панацеей якобы от всяких недугов ― распространенное заблуждение наших дней!