Ирина Никифорова - Копьево. Остров «Детство». Рассказы

«Так не бывает, но не спорить же с ней?»

…Вылавливая ранетку из варенья за скользкий хвостик, она отвечает, наконец:

– Помню только, как уток мне купил, которых на веревочке катать можно… и как в кино ходили и еще… фотографии делать к фотографу…. И как деда на кровати лежал в той, вон, комнатке, а я к нему заглядывала. А гармошку… не помню. А именины, это день рождения, что ли?

– Нет, именины – это день Святого покровителя. Как родишься, ангел тебе приставлен. Он тебя всю жизнь оберегает. А как покрестят, так имя тебе дадут – это из Святцев, и чье имя – тот тебе и покровитель тогда. Вот тебя в честь святой великомученицы Ирины назвали. Именины отмечают, не когда сам родился, а когда родился «святой».

– А мама говорит, что в честь бабы Иры меня назвала. А как это «покрестят»?

Бабуля сердито поджимает губы.

– Сейчас не крестят. Это раньше порядок такой был. А теперь… вырастешь – сама разберешься.

Она задумчиво глядит в окно, потом добавляет:

– А имя? Назвала и назвала – уважает, значит, сестрицу мою. А ее в честь великомученицы назвали, – говорит бабуля. – Только она не Ирина, а Арина.

– Вот почему ты меня Аринкой называешь часто…

– Привычка…

…Бабу Иру-Арину Иринка любит. Она полная румяная и добрая. Столько разных историй знает! Её бабуля – Лина – улыбается редко, а баба Ира – самая веселая из бабушек. И детей у нее больше, чем у всех: дядя Юра, дядя Гена, дядя Владик и тетя Нина. И муж у неё, оказывается, совсем даже не погиб на войне.

Прошлым летом прибежала сестра Людка – дочь дяди Гены:

– Хочешь на деда моего посмотреть?

– Конечно!

Тихонько подошли они тогда к забору возле столовой. В зарослях огромных лопухов спал страшный старый косматый дед в грязной одежде, прижав к груди какую-то котомку. Вот, значит, он какой – дед Прокоп!

Попросили тогда бабу Иру про него рассказать, про деда этого. Она долго отнекивалась, но потом «сдалась»:

– Ладно, слушайте! … «Выскочила» замуж за него. А как же! Приказчик в лавке – умный да шустрый. А характер не распознала. Вот вырастите – глядите в оба! Потом чтобы битыми не быть. Сначала ничего жили, он и после революции в торговле был – кооперацией заведовал. Накупит отрезов мне на платья, а шить – носить не дает. В сундук всё складывал. Уже тогда драться начал…

«Драться – плохо», – это Иринка твердо знает, но баба Ира рассказывает, как убегала от него по деревне, а он за ней с топором и… смеется:

– Вот так и жили!

– А потом?

– А потом… посадили его, проворовался. Аккурат перед войной. Все воевали… сколько народу полегло, а он на Колыме сидел целых пятнадцать лет. «Герой!» Как вспомнишь, как остались мы тогда… ребятишки маленькие, одна комнатка в бараке… всё изъяли… пошла в столовую «посудомойкой». Ничего! Родни полно, помогли… подросли ребятишки, я до зав. столовой «поднялась». Почет, уважение. А потом… недостача. «Чужого» сроду не брала, чего где не так посчитала – не знаю, но чуть в тюрьму не угодила. Спасибо, Григорий корову продал – недостачу покрыл, век не забуду!….

– А потом?

– Вернулся Прокопий. Зачем приняла? Думала: «Легче будет, да «горбатого могила тока исправит». МУка одна! К каждому «фонарному столбу» ревновал. Вроде снова в магазин заведующим пристроился, а как выпьет – «дурак – дураком». Не знаю, как и жива осталась. А в милицию раз сунулась – «нету состава преступленья». Вот так! «Убьет, мол, меры примем – посадим».

Она опять смеется.

«Интересно, как это к фонарному столбу можно ревновать? – подумала Иринка. – Но взрослые такие все чуднЫе, всё у них какие-то любови, ревности. Лучше не спрашивать! Опять смеяться будет».

– А как сыновья выросли, выперли мы его из дома. Хватит – натерпелись! Дети учиться уехали, в «люди вышли». Юрий теперь главный инженер в Кемерове, Владик – инженер в Томске, Нина – учительница, Геннадий только учиться не захотел, шоферит. Все хорошие, непьющие, семейные. Вот так! А этот – пошел бродяжить. Дети еще удумали: «Будем скидываться – деньги отцу давать». Тут я поднялась: «Только попробуйте! Будете ему помогать – разругаюсь со всеми! Чего он для вас доброго сделал? Сколько крови выпил! Ребятишкам сколько нервов помотал?

Она ненадолго замолкает, вспоминает, потом говорит нехотя:

– А однажды… чуть ведь не спалил нас. Хорошо мама твоя спасла, – кивает она Иринке. – С кавалером с танцев шла. Глянь, у нас крылечко горит. Кинулись, потушили, растолкали нас. А мы спали все! Так бы угорели и делов! Уехал, долго не было, а тут, смотри, наповадился каждое лето сюда «полкать», Нину позорить. Побирушка чертов! Сказала ей: «Увидишь, гони метлой «поганой». А при мне сунется – убью, прямо!

Но Иринка чувствует, что она боится его до сих пор. Она многого боится – темноты, плохих примет, сглаза.

– А сундук с отрезами где? – поинтересовалась Людка.

– А, пропил всё после «отсидки»! Я этот окаянный сундук всю войну берегла. Он так велел! Только одно платье Нине пошила. Да и бог с ним, «не жили богато – нечего начинать».

«Хорошая бабушка, – думает Иринка. – Жаль только, редко гостит здесь, в Копьево, а больше в Томске с сыном Владиком живет. У того жена умерла, а сын Женька еще маленький, вот она и помогает».

А у Людки мама – тетя Люба. Баба Ира её не очень «жалует», Иринка слышала как-то, как она говорила, что Гена зря на «необразованной» женился, «приворожила», зараза». Иринка тетю Любу видит редко, но знает, что на работу та ходит в ярком жилете. Она на железнодорожных путях работает, шпалы чистит. А это ведь очень важно – чистить шпалы, чтобы поезд быстрее ехал.

В этом году тетя Люба всех ребятишек захотела собрать у фотографа, чтобы фото сделать общее. Две недели собирались. Надо же нарядиться и волосы причесать красиво.

Фотограф расставлял всех долго так и сяк в небольшом садике возле деревьев, затем направил на них «глазок» деревянного ящика на ногах. «Не шевелитесь! Сейчас птичка вылетит!» Иринка знает уже давно, что никакой «птички» нет, это он говорит, чтобы никто не крутился. А Нинка-сестра, всё птичку ждала, потом всю дорогу спрашивала: «Куда птичка делась?». Сказала ей, что «она – пурх! – и уже улетела в гнездо на дереве». Та расстроилась, что не увидела…. А что ей объяснишь? Маленькая еще….

Иринке часто бабушка с дедушкой фотографа приглашали домой, а потом (когда она подросла) все вместе к нему ходили. Бабушка платье черное с блестящими полосками одевала, дедушка – костюм, а ей платье в ателье шили….

…А дед Прокоп неделю бродил тогда по поселку, пугал ребятишек, ночевал у столовой. Однажды Иринка шла из магазина и увидела, как подошла к заборчику тетя Нина, сунула ему быстро сумку с едой, денег из кошелька достала. Ушла торопливо, дед долго смотрел ей вслед. На следующий день Людка сказала: «Уехал».