Ирина Никифорова - Копьево. Остров «Детство». Рассказы

Обычно была тетя Маша энергичной молчаливой «пчелкой». Грядки у нее всегда были идеальными, белье – «белоснежным». Она без конца что-то полола, подрезала, сушила, варила, заготавливала. Муж был ей под «стать». Иногда он уезжал на вахты, а в остальное время что-то строгал, приколачивал, доводя свой домик до идеала. Участок они прибрели давно, построили дом, и сначала как все, приезжали летом, а несколько лет назад перебрались сюда совсем, отдав квартиру сыну с молодой женой.

– А где дядя Саша? – спросила Аська, ответив на дежурные вопросы.

Соседка вдруг умолкла и стала ритмично размешивать сахар в чашке.

– Нет его…. Ушел он от нас, – сказала она с такой болью в голосе, что Аська нервно глотнула, едва не поперхнувшись пирогом. Увидев ее испуганные глаза, тетя Маша замахала руками и с трудом улыбнулась.

– Да живой он, живой. Просто от меня ушел он этой зимой. Я думала, все знают. Хотя… вечно люди думают, что их жизнь всем интересна.

Аська немного помолчала, «переваривая» новость.

– А от меня ушел Васька, – вдруг сказала она, дивясь собственной откровенности. Обсуждать эту тему она не могла еще ни с кем, даже со своей лучшей подругой. Теперь уже тетя Маша сочувственно посмотрела на нее, потом сказала:

– Конечно, можно сказать – как это теперь модно, – что все мужики – сволочи. Так ведь это неправда. Это жизнь… Откуда любовь приходит и куда уходит? Сколько я передумала за эти месяцы. Саша ведь мой ушел к «молоденькой», чуть тебя старше. Думала, вместе век и доживем. Всё ведь сами создали, во все это столько души вложили. Дом вот, сын вырос, внук уже. А он вон чего! Ох, наревелась я украдкой. – Тетя Маша нервно затеребила лежавший на коленях платок. – И, главное, стыдоба какая! Особенно перед сыном с невесткой. Вроде ничего не украла, а кажется, что все пальцем показывают. Бывают, конечно, у мужчин такие помутнения, так ведь лет в сорок, а тут до пенсии рукой подать.

С вахты приехал прошлым летом, ходит, как чужой, все из рук у него валится. Испугалась сначала, что заболел. А он… влюбился! Еле из него эту правду окаянную выпытала… каялся передо мной… плакал даже. Всё твердил, мол, «будем жить, как и прежде». У меня хоть внутри всё «огнем горело» от обиды, подумала: «Ладно, всё бывает. Перетерпит – забудет. Ну, оступился, не устоял перед молоденькой. Так-то он девушками даже в юности не шибко увлекался. А тут? Может, нашло „помрачение“ какое? Переживём! Я перетерплю, и у него „блажь“ пройдет».

А потом вижу – не проходит…. не просто увлечение оказалось. Живем вроде вместе, а как чужие. Вроде рядом сидит, а мыслями… далёко. Не думала, что это так страшно.

Они немного помолчали, вспоминая свое.

– А знаешь, я же спортсменка была, – улыбнулась тетя Маша грустно. – Худющая, как ты. Смешно? Правда-правда! Спортсменка, активистка, хотя, не красавица. А в Сашу влюбилась в институте. Замуж выскочила. Все забросила: учебу, спорт, родила сразу сына. С тех пор вот – пироги пеку…

Аська смотрела на нее «во все глаза», но образ юной спортсменки как-то не вязался с обликом этой немолодой женщины, одной из многих, вечно снующих по магазинам с кошёлками, неухоженных и безвкусно одетых. Она поймала себя на мысли, что для молодых, люди постарше – это люди «бесполые», как родители. Смешно даже представить, что у них какая-то любовь, страсти, нежности.

– Я не жалею, что так прожила. Неправда ведь, когда говорят, что всё делают для других, всё мы делаем и для себя тоже. Я семейные хлопоты люблю, хоть их и мало ценят. Семья для человека – главное в жизни, но что-то я упустила. Вот так, собрала ему вещи и отпустила. Сначала хотела сама уйти, так он не позволил.

– Как? Сами отпустили? – изумилась Аська.

– Да… Сложно, конечно. Стыдно, больно, но ничего… привыкаю понемногу. Мне все равно легче… у меня сын, невестка хорошая, внук «золотой». Больше сын беспокоит. Злой стал на отца, простить не может.

– А вы его простили?

– Может и не до конца еще… гложет обида. За что со мной так? А с другой стороны посмотреть, в чем виноват – то он? Не в рабстве жил, а в любви, уважении. Жили хорошо, многие завидовали. Уважение осталось, вот только любовь у него прошла. Нет, можно было бы оставить. Так ведь это же мУка ему была, да и мне…

Лицо ее скривилось от боли, и она вновь задумалась.

– Всю жизнь я хотела, чтобы ему было хорошо. А тут что, на муку обреку? Лучше сама перетерплю, пусть он счастливо живет.

– А если это не любовь у него, а всё же это… помрачение рассудка?

– Может быть. Пусть живет «свою» жизнь, разбирается сам. Я ему не судья!

– А если обратно попросится, пустите?

– Не знаю. Честно скажу – не знаю. Да он и не просился, так что чего об этом думать? Я планы особо строить перестала. Только одно знаю точно: сломанную чашку склеить можно, вот только пить из нее больше нельзя…

Они поговорили еще: две брошенные женщины.

Аська вернулась в свой домик, легла, но сон никак не шел. В конце концов, искрутившись на жестком стареньком диванчике, она встала и вышла на крыльцо. Ночь была теплая, а небо чистое и звездное. Огромные звезды сияли так близко, что у нее захватило дух. Она вспомнила вдруг, как в девятом классе дружила с Сережкой из соседней школы. Высокий, худенький, он робко брал ее за руку, и они часами гуляли под звездным небом, а он рассказывал ей про созвездия, «черные дыры». Дружба не сложилась, зато с тех пор она могла найти в небе много созвездий и любимое созвездие Ориона.

«Люди смотрят и смотрят на небо. Для нас оно вечно и непостижимо, как Любовь. А ведь, пожалуй, только она наполняет смыслом нашу жизнь. Любовь, в которой не ищешь выгоды, гарантий, которая все прощает. Она дается не всем, приходит ниоткуда и уходит, когда захочет. Но именно такой Любви мы жаждем всем своим существом».

Собственный недавний роман показался ей таким пошлым и смешным, что стало стыдно.

«Я подожду! Я жду тебя, моя Любовь…». Ей захотелось крикнуть это слова громко, но кругом стояла такая «звенящая» тишина, что она не решилась, а прошептала их, как молитву.

На перекрестке