Елена Артамонова - Будьте прокляты, палачи

Фильм кончился. Промелькнула заставка новостей, появилась холеная, с неестественно гладкой кожей дикторша. Ида взяла дистанционный пульт, прибавила звук:

– Сегодня состоялось последнее заседание суда, завершившееся вынесением приговора банде террористов. Напомню, в ходе расследования деятельности так называемого «Клуба молодых литераторов» была выявлена связь его членов с коммунистическим бандподпольем. Анализ информации, содержащейся на компьютерах фигурантов дела, подтвердил опасность их преступных намерений. По данным следствия, банда собиралась совершить несколько ужасающих кровавых терактов, жертвами которых могли бы стать десятки, если не сотни мирных жителей, в том числе дети, старики и беременные женщины. Однако, несмотря на тяжесть запланированных преступлений, для террористов было назначено достаточно мягкое наказание, вызвавшее протест общественности, – главарей приговорили к пожизненному заключению, а остальные участники банды, в зависимости от тяжести их преступных намерений, получили от двадцати до сорока лет тюрьмы. В общей сложности в ходе процесса к различным срокам тюремного заключения приговорены сорок восемь человек.

Голос за кадром звучал безэмоционально, а на экране мелькали то огромное, подавляющее величием здание суда, то жалкие фигуры обвиняемых – большинство из которых были не намного старше Игора, то беснующаяся толпа у здания, требовавшая более жесткого наказания для преступников. Потом в кадре возникла сытая физиономия кого-то из обвинителей:

– Страшно даже представить, что было бы, если бы эти люди осуществили задуманное, какое неимоверное зло они бы причинили всем нам! – заговорил он, обращаясь к толпившимся вокруг журналистам. – Какие страдания выпали бы на долю их жертв, какие муки они бы испытали… Невозможно представить ту боль и отчаянье, которые могли бы принести нашим гражданам эти преступники!

– Выключи это! – Игор сжал кулаки, с гневом и болью глядя на экран. – Помнишь, года три назад, в день, когда арестовали Яна, учитель Уилсон рассказывал нам об инквизиции? Новые палачи слово в слово повторяют лживые фразы церковников.

– Ты видел ребят, которых судят?

– Судят?! «Не нас судят, но мы сами обрекаем себя на муки», – так говорят и правильно говорят. Сколько людей прошло через фашистские застенки, сколько погибло… Память о них нельзя предавать. Мне стыдно перед ними. Лично мне стыдно. Я живу, радуюсь жизнью, а они… Ян по-прежнему в тюрьме. В одиночке. На прошлой неделе мать ездила навещать его. Он почти ослеп, и эпилепсия, которой он заболел после пыток, становится все сильнее. Ян страдает, и мне стыдно оставаться в стороне. Мне стыдно перед всеми ними. Нет, Ида, мы сами обрекаем себя на муки во имя справедливости, в память о тех, кто отдал свои жизни ради нас. Нас не запугать.

Время истекло. Все было готово, помещение прибрано, телевизор выключен, – пришла пора уходить. Осталось лишь переступить порог, а вместе с ним и тот рубеж, после которого начиналась другая жизнь. Опасная, непредсказуемая, жестокая… Происходящее напоминало кинофильм – его герои совершали важные поступки, но все это происходило с кем-то другим.

– Ты пойдешь первая. Я через пять минут. Нас не должны видеть вместе. На всякий случай. Встретимся за углом цветочного магазина.

Крутой склон, сверкающий снег у ног… Если оттолкнуться, санки начнут скользить вниз, и ничто не сможет остановить их стремительное движение. Дух захватывает, сердце выпрыгивает из груди, и страх превращается в гибельный, пьянящий восторг, испытав который не жалко и умереть.

Двое замерли у порога, их лица слабо освещало старенькое, когда-то принесенное из дома бра с запыленными, давно переставшими блестеть хрустальными подвесками. Нервы были натянуты так, что казалось, вот-вот зазвенят.

– Мне тоже очень, очень страшно, Ида. Но мы покажем, на что способны, что не боимся их, что нам наплевать на смерть.

Их головы почти соприкоснулись. Игор кожей чувствовал дыхание девушки на своей щеке. Напряжение достигло предела, страх и страсть безраздельно завладели его существом, перевернув все внутри. Сам до конца не осознавая, что делает, Игор обхватил Иду за талию прижал к себе, начал целовать ее лицо и шею. Он чувствовал прикосновение упругой девичьей груди, и кровь бурлила в жилах, превращаясь в потоки расплавленной лавы. А потом губы нашли губы, слились в жадном, отчаянном поцелуе, от которого перехватывало дыхание и начинала кружиться голова. В этот момент юноша хотел только одного – забыться в объятиях любимой, ласкать гибкое тело, пьянея от каждого прикосновения, раствориться в вихре новых, неизведанных прежде чувств. Хотел, но не мог. Не имел права, ведь он выбрал путь борьбы, а бегство в любовь превращало его в безвольного труса. Сделав над собой огромное усилия, Игор мягко отстранил Иду и распахнул дверь.

– Надо идти.

– Да, надо. Встретимся за углом цветочного магазина, – безжизненным голосом повторила она, чувствуя, как счастье золотой рыбкой выскальзывает из рук.

– Все пройдет хорошо, – прошептал Игор, пытаясь пересилить липкий страх, вновь сковавший душу. – До скорой встречи. Будь осторожна.

Свет фонарей расплывался серебристыми пятнами на мокром асфальте. Моросил ленивый, похожий на туман дождик. Старые дома с темными окнами, возвышались словно скалы, охраняющие ущелья безлюдных переулков. Ни души вокруг. Улица дремала, и трудно было поверить, что всего в нескольких кварталах отсюда кипело неудержимое веселье. Набережная, площадь мэрии, примыкавшие к ним старинные улочки вмещали в себя великое множество изрядно выпивших, беззаботных людей, от души чествовавших святого, считавшегося покровителем их поселка.

А здесь, в респектабельных кварталах местных богачей, царил сонный покой. Но спокойствие было обманчиво. Бесстрастные глаза телекамер неусыпно контролировали пространство вокруг дорогих магазинов, банков, офисов и надменных особняков. Этот уголок чужого, ненавистного мира, как магнит, притягивал мальчишек и девчонок, грезивших о настоящей борьбе. Ни телекамеры, ни полицейские патрули не могли остановить отчаянно рискующих подростков, самозабвенно рисовавших на стенах алые пятиконечные звезды и лозунги, прославляющие замученных героев Сопротивления. Игор, давно успевший в совершенстве овладеть искусством опасного граффити, умел играть с огнем, удирая от патрулей и избегая взгляда мертвых, но всевидящих глаз телекамер, однако, сегодня в кармане его куртки лежал отнюдь не безобидный баллончик с краской…

Две одетые в черное фигурки с капюшонами на головах и лицами, прикрытыми шарфами, как по волшебству, возникли на ярко освещенном перекрестке и почти одновременно швырнули одну за другой бутылки с зажигательной смесью в зеркальные окна филиала столичного банка. Первый бросок оказался неудачным – бутылка не долетела до цели, а другой дал желаемый результат, и, хотя бронированное стекло не разбилось, по нему потекли оранжевые потоки жидкого пламени.