Виктор Конецкий - Полосатый рейс (сборник)

Старпом уходит, оставляя на сухой стороне палубы цепочку влажных следов.

– Ну нет, кому хотите, только не железному моряку. Я его очень уважаю. Это знаете какой человек? Что ни скажет – закон. Никогда не ошибается.

– Но он сказал, что я хуже обезьяны! – взывает Марианна к Мотиному сочувствию.

– Ну, может быть, на этот раз он немного ошибся… – Мотя оставляет швабру. – Марианна Андреевна! Я вас больше жизни люблю. Я часто мечтаю, чтобы на вас кастрюля с горячими щами вылилась!

Девушка недоуменно глядит на него.

– А я бы вам тогда свою кожу отдал для пересадки. Как в газетах пишут, – объясняет Мотя. – Все для вас сделаю, но против железного моряка не пойду!..

Марианна обиженно отворачивается. Она смотрит на отпечатки башмаков, оставленные Олегом Петровичем, и, подражая выправке старпома, идет, ступая в оставленные им мокрые следы. Для этого Марианне приходится делать огромные, нелепые шаги.

Пройдя немного, она, все так же передразнивая походку старпома, возвращается обратно. Ее глаза весело блестят.

– Ну и не надо мне от тебя ничего, – говорит она Моте, – и кожу свою можешь при себе оставить. Я без тебя придумала, как отомстить этому черствому, бездушному типу.

Каюта старпома. Олег Петрович беседует с «подпольной» обезьяной. Они сидят за столом друг против друга.

– …Задал ты мне задачу… – задумчиво говорит старпом, пуская изо рта замысловатые кольца дыма. – Если узнают, что я тебя приютил, конец моему авторитету, понимаешь? Я строгий человек, железный человек. Меня боится и уважает вся команда – и вдруг… А как будет злорадствовать эта девчонка, которую я ненавижу. Ненавижу? Ненавижу. Ты что на меня так смотришь? Не веришь? А я говорю – ненавижу. Гм… ненавижу? Ненавижу, определенно ненавижу… Так вот, чтобы тебя не обнаружили, дверь будет всегда заперта, и ты открывай только мне. На три стука. Понял?

Он стучит в дверь три раза, и шимпанзе с готовностью становится на голову.

– Ну нет, не совсем то… Вот смотри, – втолковывает старпом, сопровождая свои слова действиями. – Три удара в дверь… Я тяну задвижку… И получаю кусок сахара. – Он кладет себе в рот кубик сахара. – Теперь давай ты.

Олег Петрович снова стучит условным стуком, и на этот раз обезьяна открывает задвижку.

Старпом дает ей сахар, и в этот момент раздается негромкий стук в дверь. Обезьяна бросается отворять.

– Ты что, до трех считать не умеешь? – шепчет старпом, с трудом удерживая ее. – Это чужой!.. Сгинь!

Шимпанзе кидается на постель и с головой накрывается одеялом.

Олег Петрович открывает дверь.

В коридоре пусто. Глухая ночь. Только тарахтит машина да покачивается судно.

Старпом хочет уже закрыть дверь – и вдруг застывает на месте. Он видит на полу возле своей каюты четкие следы тигриных лап.

В конце коридора неясный шум. Старпом вздрагивает. Он снимает с пожарного стенда топорик и осторожно идет по следам. Они выводят на палубу…

Ночное море вокруг.

Старпом крадется все дальше. Следы кончаются у клеток с тиграми. Олег Петрович считает зверей. Все на месте. Он ощупывает задвижки… Все нормально. Но на обшивке палубы явственно чернеют тигриные следы.

– Мистика! – растерянно шепчет старпом.

Запись в журнале:

«Снова начались таинственные происшествия. Ночью по судну ходил тигр. Видны следы. Человеческих жертв пока нет. За необеспечение безопасности старпому объявлен строгий выговор».

Маришка стоит у борта, подставив лицо солнышку, и чему-то загадочно улыбается.

Дверь камбуза распахивается, и в облаке пара появляется кок.

– Маришка! Ступай в кладовку, мне перец нужен!

– А мышь? – жалобно говорит Марианна.

– Давай, давай! На полусогнутых! – И Филиппыч скрывается в камбузе.

…Марианна приоткрывает дверь кладовки. Точно: в луче света, клином упавшего на пол, сидит мышонок и с интересом смотрит на девушку.

– Брысь, брысь, я тебя прошу… – уговаривает Марианна.

Но мышь направляется в ее сторону.

Девушка с визгом выскакивает из кладовки и захлопывает за собой дверь.

– И чего она ко мне лезет? – жалуется Маришка матросам, которые неподалеку плетут маты. – Она по ночам ко мне в каюту приходит. Вчера под одеяло залезла. Мотя, сходи за меня в кладовку.

– Иди, не опасайся, – говорит Сидоренко, ухмыляясь. – Нету уже там мыша. Я позаботился.

– Нет, есть! Я видела.

– И чего ты их так боишься? – говорит Сидоренко. – Не стыдно тебе?

– Нисколько… Я, когда маленькая была, никого не боялась. Ни лошадей, ни собак, ни коров… и они меня не трогали и сами все за мной ходили. У меня даже лисенок жил… А как выросла, стала бояться… Мотя! Ну сходи…

Мотя поднимается.

– Вообще-то я тоже мышей не уважаю… Но, – заканчивает он, понизив голос, – чего для вас не сделаешь!.. Я на все готов…

…Он осторожно открывает дверь в кладовку.

– Выключатель слева, – шепчет Маришка.

Что-то щелкает. Вскрик. Снова щелчок, и снова вскрик, даже стон.

– Ой! Что там?

Мотя появляется в дверях. На его ноге защелкнувшаяся мышеловка, на руке – тоже. Он поворачивается, чтоб захлопнуть дверь, и мы видим, что на тыльной стороне Моти тоже висит большая крысиная западня. Но в свободной руке храброго матроса трофей – банка с перцем.

– Откуда там мышеловки? – удивляется Марианна.

– Я поставил, – говорит Сидоренко. – Только я их не на Мотю, а на мыша ставил.

Он отцепляет от дружка капканы. Марианна берет у Моти перец.

– Спасибо, Мотенька… А за твое геройство я тебя поцелую в лобик.

На мостике – капитан и старпом. Старпом смотрит в бинокль. Но обозревает он не морские дали: бинокль наведен на Маришку. Тем временем капитан размышляет вслух.

– По возвращении в Одессу я буду ходатайствовать о том, чтобы вам вернули звание капитана. Как вы на это смотрите?

В бинокль видна – возмутительно крупным планом – Маришка, целующая Мотю в лоб.

– Я на это смотрю крайне отрицательно, – машинально говорит старпом и опускает бинокль. – Простите, что вы сказали?

Но в этот момент раздается дикий крик:

– Полундра!

И опять:

– Полундра!

На досках палубы четкие следы тигриных лап. Совершенно белый от волнения, второй помощник капитана показывает на них пальцем. Сбегаются моряки. Полное остолбенение, ибо клетки заперты и все звери на местах.

Трясущийся Шулейкин опускается на колени, всматривается, зачем-то трогает следы пальцем, бормочет, заикаясь:

– А может, это не тигриный след…

– А чей? – спрашивает подоспевший капитан. – Человечий?

Шулейкин затравленно озирается. Вдоль цепочки тигриных следов, задрав хвост, идет по палубе полосатый котенок. Шулейкин показывает на него дрожащим пальцем.

– А может быть…

– Не стройте из себя дурачка! – гремит старпом. – Кто вам позволил выпускать тигров из клеток?