Сергей Гаврилов - В Полосе времени (сборник)

Я быстро уплывал… Иногда мне казалось, что я еще вижу свою возлюбленную – то в образе крысы, то в образе девушки. Скорее всего, вода уже сомкнулась над ней, но я не хотел в это верить. Река, готовая взять одну жизнь, спасала другую, унося меня от этого странного места, где я познал такую любовь, выше которой я, возможно, не узнаю никогда в жизни…

Когда-то, в восьмидесятых годах прошлого столетия, я служил на Дальнем Востоке, на маленьком островке, затерявшемся в Японском море. Туда редко заходили небольшие суденышки, и то только по крайней необходимости. Прошло много лет с тех пор, но, вспоминая об этом отрезке своей жизни, я мечтал снова оказаться там, ведь у нас в памяти, как правило, остается только хорошее.

Как-то меня отправили по работе в те края, и я решил воспользоваться такой неожиданно представившейся возможностью добраться до острова. Я помнил, к какой бухте нужно прийти, и удача от меня не отвернулась: на пирсе стояло небольшое однопалубное судно, готовящееся доставить на остров продукты. За определенную плату мне разрешили спуститься в трюм.

Когда мы отплыли на большое расстояние от берега, море заштормило. Выйдя на палубу, глубоко дыша от укачивания, я жадно вглядывался вдаль. Спустя какое-то время наконец появился остров, напоминающий издалека высокую, торчащую из воды, пирамиду. Вид нетронутой природы удивлял и восторгал. Все утопало в зелени лиственных деревьев, высокая разновидовая полусубтропическая трава закрывала каменистые тропинки, идущие вверх, лишь прибрежные валуны грозно нависали над бьющимися волнами. Скальный берег казался неприступным из-за своей крутизны. Волны, раскачивая наше судно, будто не хотели подпускать к берегу, но оно, упорно работая винтами, все же причалило к небольшой пристани.

– Вечером отплываем, не опаздывайте. А то останетесь здесь на полгода, – предупредил пожилой, с большими рыжими усами капитан.

Воинское подразделение, где я служил, давно было расформировано, и я пошел на самый верх острова. С трудом пробираясь по всюду разбросанным камням, я шел туда, где на самом высоком гребне заканчивается пологий южный склон острова и начинается уходящий вниз, крутой, северный. Шел на перегиб двух склонов, куда врывается мощный океанический ветер. Видели бы вы это необыкновенное явление природы! Когда путник, поднимаясь к еще невидимому краю пропасти, делает последние шаги, этот северный ветер внезапно пытается сбить с ног, невидимой стеной давит на грудь, отбрасывая назад, на тихую южную сторону, как бы говоря, что он здесь хозяин, властелин всего острова. И путник, сделав шаг навстречу ветру, невольно наклоняется вперед, чтобы его не отбросило назад, практически падает над пропастью отвесного северного склона и чуть ли не лежит на восходящих потоках океанского шквала. И я несколько минут, казавшихся вечными, с неописуемым восторгом почти парил над открывшейся бездной. Моему взору открылись необъятные морские просторы, где белые бурлящие барашки штормящего океана незаметно сливались с безбрежным небом на линии горизонта.

Я стал осматривать скальные берега острова, затем все, что окружало в непосредственной близости, и, конечно же, сразу увидел недалеко от меня находящийся маяк. Глаз мой заметил и сидящего рядом с маяком, с подветренной стороны, мужчину, который смотрел в мою сторону, видимо давно наблюдая за мной. Я подошел и представился. Мужчина хрипловатым голосом ответил:

– Давно не видел новых лиц. Я живу здесь почти два года, обслуживаю маяк. На острове кроме меня еще четыре матроса. У них навигационный военный пост. Я, в основном, все время один.

Это был мужчина лет пятидесяти, с длинными седыми волосами, весь заросший щетиной. В глазах его чувствовалась усталость, какая-то отрешенность, как будто он разочаровался в самой жизни.

– Матросы прозвали меня Полковником, – усмехнулся смотритель маяка.

И действительно, в мужчине еще угадывалась привычка держать осанку, возможно, он длительное время когда-то был на военной службе.

– Я видел, пришло судно. Вы прибыли с ним? – с этими словами глаза его вдруг неестественно заблестели.

Полковник явно заволновался. Его внутренняя дрожь передалась и мне. Я же, не желая излишних непонятных переживаний, решил уйти.

– Постойте, – промолвил мой новый знакомый, – я тут совсем один… Сделайте одолжение, пройдемте со мной на маяк, у меня отменный напиток из местных трав.

Почувствовав неловкость, если я ему откажу, больше из вежливости, я утверительно кивнул и пошел к маяку.

Внутри маяка было нехитрое убранство. Облупившаяся краска на винтовой лестнице, ведущей вверх, топчан с неряшливо валявшимся на нем покрывалом, повсюду какие-то запасные части вместе с пустыми бутылками, разбросанная одежда – все говорило о холостяцкой жизни обитателя маяка. Мы молча сидели за небольшим деревянным столом. Травяной напиток действительно был превосходным, после очередного глотка во рту оставался приятный терпкий вкус.

Моего собеседника явно что-то тяготило, как будто он хотел сказать нечто важное, но не знал, с чего начать.

– Я… я, – неожиданно покраснев и как-будто собрав все свои силы, он начал разговор: – Выслушайте меня, я… я… Мне нужно кому-то выговориться. Я здесь так долго один. Будьте любезны.

Времени до отплытия было еще много, и я согласился выслушать этого странного, так далеко забравшегося в уединение, немолодого мужчину.

– Эту женщину первый раз я увидел на концерте, – продолжил мой новый знакомый, – она пела романс «Под дугой колокольчик поет». Если бы эта красивая, стройная певица, стоящая на сцене, была уродлива, я бы этого не заметил. Она все равно была бы прекрасной во время пения! Большие выразительные глаза ее были то нежны, как легкая, ласковая волна, то бросали жгучие взгляды, словно коршун пикировал на убегающего зайца. Эта женщина уже не принадлежала самой себе. Она, погруженная в эмоции, проживала на сцене ту жизнь, которая была в содержании текста романса. Весь зал, заразившийся энергией, идущей со сцены, верил певице во всем и был вместе с ней. Голос ее имел такую завораживающую силу, что проникал в самые затаенные уголочки моей души. Пронзительный, сильный, высокий звук, вызывающий восторг, чередовался с тихим, спокойным и прозрачным. И я, вместе с ним, словно взлетал в неописуемом пируэте в бездонные небеса, а затем медленно парил над гладью оранжевого закатного моря. Звуки, которые лились по залу, давали ощущение свободы от жизненной суеты, непознанной мной раньше. Сидевших зрителей словно объединило нарастающее новое чувство. И этим наделенным могучей жизнью чувством, царившим повсюду, была любовь. И вот, когда в очередной раз я услышал долгую высокую ноту, сердце мое замерло, словно хотело запечатлеть, запомнить это мгновение, показать мне появившийся перелом в жизни и, обогатившись новыми нахлынувшими эмоциями, бешено заколотилось, унося меня к желанию любить эту женщину. Все во мне вспыхнуло, я, уже не слыша романса, жадно смотрел на нее, с налетевшей, как буря ломающей самые крепкие ветви деревьев, страстью, увлекаясь в пропасть неведанной глубины. Как только она закончила петь, после оглушительно звенящей паузы зал потонул в грохоте аплодисментов. Я бросился с букетом красных роз к ее ногам, а затем, вернувшись в кресло, все жаждал, чтобы она посмотрела в мою сторону. И вот ее взгляд как будто скользнул по мне, от чего все во мне затрепетало: я был счастлив.