Див Талалуев - Как падкий по сдельным расценкам лечил марками души богатеев

Сознание к Сергеевичу пришло, как только он полностью просох, лежа на песчаном берегу незнакомой реки. Жилетка, бриджи и ботинки, одетые на нем, были измазаны илом и рвотой, поэтому отдаленно напоминали атрибуты богатой жизни; перчаток не было. Голова раскалывалась, тело и конечности выкручивало от боли, но Сергеевич заставил себя встать и сделать несколько неуверенных шагов и пошел вперед, надеясь найти автомобильную дорогу. Шагая, он ощупал карманы и, не найдя в них ничего, понял, что он не только не знает, что должно было находиться там, он не знает, кто он сам есть.

Дойдя до автомобильной дороги, по которой за те полчаса, что она была в прямой видимости, не проехало ни одной машины. Сергеевич упёрся в трактир с выцветшей вывеской «У потоля 11 11 Потоль – наречие, «до тех пор». » и вошёл внутрь. Несмотря на то, что с наружи трактир казался небольшим, внутри было наоборот: крупные деревянные столы и лавки были расставлены как парты в школе только с той разницей, что за одним таким столом могла уместиться компания из шести-восьми человек, а лавок стояло с двадцатку. Было тепло и вкусно пахло едой, это было кстати, потому что снаружи холодно и голодно. Несколько столов были заняты посетителями.

Сергеевич не понимал, который сейчас час, и подошёл к висящими на стене часам в виде одноэтажной избы, из пола которой торчали две цепи с металлическим гирями, имитировавшими шишки елки. Он таких часов не видел с детства (ушедший в небытие никому не нужный раритет), здесь же эти часы были центровой частью, подчеркивая теплоту и основательность заведения. Неожиданно у часов-избы открылась маленькая круглая дверца, и появилась кукушка, послышалось «ку-ку, ку-ку». Тут Сергеич неожиданно вспомнил свое имя вслух:

– Вася…

Сзади тут же произнесли:

– Здравствуйте, Василий, чего изволите?

Василий повернулся и увидел перед собой мужичка с бородой и подносом, в яловых сапогах и в белой, расшитой рубахе. Мужичок понизил голос:

– Очередной московский загулял. Деньги-то остались?

Василий, интуитивно понимая, что без денег его обслуживать не только не станут, а еще и за «московского» побьют, принялся шарить по карманам, заранее зная, что там ничего нет. Но надо было тянуть время, чтобы иметь шанс успеть добежать до входной двери трактира, а этого, из-за голода и холода снаружи, уж очень не хотелось делать.

Мужичок оказался настолько продвинутым в вопросах денег, что, почесав бороду, важно предложил Василию:

– Вижу, что денег нет, посмотри цепочку или браслет. Мы не только обедня, мы еще и ломбард.

Василий пошарил по запястьям и на левой руке обнаружил массивные часы на кожаном ремешке. При виде часов мужичок оживился:

– Ой ты, каков московский, да ты, я посмотрю, из олигархов, может тебе телефон дать позвонить, чтобы за тобой приехали; а ты пока жди, сиди, кушай под часы в залог, потом твои денег привезут, рассчитаемся, кухня-то у нас недорогая по нынешним ценам, а?

Василий, обдумав предложение мужичка, снял часы и спросил:

– Телефон не нужен, без залога сколько дашь?

– Сразу не скажу, дай день, надо к оценщику вести, но уже сейчас скажу, что на пообедать и поужинать надолго хватит. Даже койка на это время найдется, и одежду приведём в порядок.

Василий кивнул, соглашаясь с условиями, молча протянул часы мужичку и прошел к столу. И еще Василий подумал, что ему надо в больницу к врачу или может в полицию, но опять же интуитивно туда не хотелось, а к врачу, как только Василий вкусно поел и выпил грамм сто самогона, расхотелось. После он принял еще пять чарочек и попросился спать.

Через день мужичок объявил Василию, что, если тот не торопится домой, то может жить без платы до следующей весны в режиме всё включено, но про свои олигарские часы чтобы думать позабыл. Василий согласился, вспомнил про необходимость посетить врача, но снова выпил самогона, и к врачу расхотелось. Память не возвращалась, но его перестало это тревожить на какое-то время.

Через неделю он стал узнаваемой личность в трактире, задружился со многими мужиками, приходившими сюда трапезничать или выкушать чарочку-вторую, слушая их истории и вставляя пару слов, от которых чужая небылица становилась смешной, но не обидной для рассказчика. Добрый юмор приблизил Василия к местному народу и сделал трактир популярнее, чем он был до его появления.

Как-то раз к Василию подошел тот же мужичок, дежуривший на приеме в трактире, и объявил, что тот может остаться до конца лета следующего года при условии, что его юмор не потеряет спрос у приходивших туда гостей. Василий легко согласился, интуитивно понимая, что стал тамадой трактира, и снова, в последний раз подумал о посещении врача, но пришло время ужина и самогона, и он, спустя сто грамм выпитого, снова расхотел к врачу.

Через месяц Василия было не узнать: он отпустил бороду, усы и живот, научился профессионально играть в домино, курить, петь, ковырять ножом под ногтями и зубах, знал всех постоянных посетителей трактира по имени и профессии. Но особенно он гордился тем, как научился сплёвывать, когда выходил курить (а выходил наружу он из трактира крайне редко). В свободное время Василий от нечего делать помогал на кухне резать лук или читал подряд газеты, попадавшиеся ему, и ни разу не увидел в них ничего знакомого, от чего чувствовал себя туземцем, заблудившимся в гуще базара.

Основная часть постоянных посетителей трактира – дальнобойщики, немного рабочих из ближайшего колхоза. И как-то при наступлении весны среди них вышел спор. Спорили тракторист и дальнобойщик с кузнецом о том, что их работа самая важная и трудновыполнимая. В безобидном пьяном споре громче всех выступал тракторист, и так он всех достал своими повторяющимися пискля-крикливыми доводами о том, что управление трактором задача, с которой не каждый справится. После чего кузнец вытащил тысячу рублей из кармана и сказал: «Ставлю на Василия, что он проедет на тракторе от трактира до колхоза, не погубив ни трактора, ни другой встречной автотехники и строений».

Половина дружной компании от такой ставки стали посмеиваться, зная, что Василий местный трактирный весельчак, приятный собеседник, ну никак не водитель трактора. Среди них смеялся и тракторист. Спор засвидетельствовали и Василию предложили пройтись до трактора для исполнения непосильного деяния.

Василий попросил налить сто грамм самогона, отмахиваясь от предупреждения кузнеца больше не пить до завершения поездки, но отчаянные ему всё же поднесли. Он эстетично выпил, спросил, в какую сторону колхоз, твёрдой походкой добрался до техники, сел в трактор, завёл его и поехал так, как будто всю жизнь исправно водил. Ночью Василий впервые с момента посещения трактира не остался спать в крохотной безоконной комнате, потому что после его успешного показа навыков вождения техникой он был немедленно зачислен в должность младшего тракториста при колхозе имени «Путь», до которого довёл его спор.