Юрий Аракчеев - Обязательно завтра

О, Господи. Она решила, что я совсем мальчик. В двадцать пять лет… Боже, боже… Но ведь я и правда вел себя так, что…

– Ты, что, боишься меня испортить? – спросил глупо.

– Дурачок, – сказала она тихо.

И добавила:

– Выйди на несколько минут, хорошо?

Я вышел послушно, постоял в прихожей у раковины, перекинулся чем-то незначащим с соседкой. В голове пустота, сердце колотилось отчаянно.

Вернулся в комнату. Увидел, что Лора уже в постели, что-то делает, наклонившись. Понял, что пришел рано.

– Я погашу свет и не буду смотреть, хорошо?

Погасил, подошел к окну. Голова кружилась, глухо стучало сердце. Я смотрел в окно и не ощущал Лору в комнате за спиной. Уже совсем стемнело, горели на улице фонари, лежал мокрый снег…

– А сердце бьется, – сказал вслух зачем-то.

– Что ты сказал? – деловито переспросила она за спиной.

Повторил. Громче.

– Можешь идти, – позвала она.

Я повернулся, пошел.

Она лежала под одеялом. И смотрела на меня, ожидая – я видел это в свете уличных фонарей из окна. Начал раздеваться автоматически. Руки не слушались.

– Мне куда, на старое место? – идиотски пошутил я.

И – шагнул к стенке, неуклюже перешагнув через Лору. И влез под одеяло, путаясь. Теплая, она повернулась ко мне…

«Только не волноваться, только не волноваться» – застучало молоточком, а голова работала четко и ясно, и промелькнуло в сознании что-то очень важное, нужное, чего я никак не мог сообразить раньше – какой-то сюжетный поворот в моей новой повести, – а тело словно провалилось в пустоту. Словно все прошлое, болезненное мое, убогое прошлое, хранившееся где-то во мраке нижнего, скрытого отдела сознания, словно оно вдруг надвинулось – властно, требовательно, напомнило о себе, сковало… Стало жутко, я лишь головой, лишь рассудком ощущал рядом, совсем рядом горячее, нежное тело Лоры… Но чувствовал себя на вышке, с которой надо прыгнуть, обязательно прыгнуть, и захватило дух, а сердце готово было остановиться, и я был где-то далеко сейчас, но не здесь, не с ней…

А потом пришел стыд.

– Глупышка ты мой, – ласково сказала она, тихонько поглаживая мое плечо.

До меня не сразу дошло то, что она сказала, только интонация, но я ощутил, что меня, словно на канатах, спустили вниз.

– Глупышка ты мой, – повторила она так ласково, так по-матерински спокойно.

Тут уж я чуть не заплакал. Лицо ее светилось нежностью. Я не увидел в нем ни разочарования, ни насмешки – ничего, что могло бы меня обидеть.

Да, это опять была она, та самая Лора, которую я видел в четверг ночью, а потом и утром. Это о ней я думал все четыре долгих дня и перед встречей сегодня. «Глупышка ты мой…» Господи, господи…

Я лежал безвольный, слабый, тело казалось чужим.

– Было у тебя еще с кем-нибудь так? – спросил я тихо.

– А у меня почти со всеми так, – неожиданно сказала она. – Несчастный человек, понимаешь. Что-то во мне есть, что отталкивает.

– Отталкивает?!

Слезы у меня все же выступили.

– Да что ты, Лора! – начал я ее утешать. – Ну что ты. Не может такого быть. Отталкивает! Наоборот… Когда очень хочется чего-то, то ведь это как раз и трудно сделать. Разве ты не знаешь? Отталкивает! Ты просто красивая очень, яркая, вот и… Поэтому и…

Я рад был, что она так сказала. «Отталкивает»! Ничего себе…

Наверное, потому, что не ел ничего, подумал вдруг. Да и выпить бы не мешало. Какой же я дурак, что…

– Ты не возражаешь, если я все-таки в магазин схожу? – сказал я. – Тут близко… Я просто дурак, что раньше ничего не купил, упустил как-то. Ты уж извини ради Бога… Не возражаешь?

– Нет. Только недолго, хорошо?

– Конечно. Я мигом.

Оделся молниеносно, пошел. Словно в каком-то тумане покупал сухое вино, еще что-то, разливал с пьяным мужиком бутылку «Дубняка» на двоих – на полную не хватило денег…

Когда вернулся, Лора спала, но проснулась тотчас. Я придвинул стол к тахте, поставил на него все, мы «пировали».

– Ну, чего ты еще хочешь? – спрашивал я, взяв ее тарелку.

– Хочу тебя, – отвечала Лора.

Я пил «Дубняк» и старался есть побольше…

Вспомнил вдруг, что сегодня 1-е число. Первое апреля!

– Давай выпьем за апрель? – предложил.

– Только за апрель? – спросила она с неожиданной грустью.

И я вдруг страшно обрадовался.

– Нет, нет, конечно же, не только, что ты. Потом выпьем и за май. И за июнь, за июль…

Возникло ощущение искренности ее, нежности, естественности. Я не ошибся в ней! Она серьезно сказала, что не любила еще ни разу, и ее не любили по-настоящему. Только, может быть, один парень, но он утонул. Странно, однако она назвала студента физкультурного института, историю о котором я слышал от приятеля Сашки. Чудак на спор хотел перенырнуть пятидесятиметровый бассейн и умер от разрыва сердца под водой. Совпадение?

– Я так плакала в воскресенье, – сказала она вдруг.

Плакала? В воскресенье?

У меня аж сердце замерло от радости – ведь это было вчера, когда она не пришла! Не потому ли плакала, что…

Но я не спросил почему-то. Молча взял бутылку и налил еще вина.

Ловили музыку по приемнику, спали. Что-то у нас все-таки состоялось. Не очень-то выразительно, но состоялось… Формально, можно сказать. По-настоящему я не сумел показать себя мужчиной, увы. Хотя бы таким, каким бывал иногда все же с другими. Я-то думал, что так, как с той, первой, уже никогда не повторится. Но вот повторилось.

5

…Поднялись рано – было серо за окнами, пасмурно. Она почему-то заторопилась не на работу, домой. Сказала, что перед работой ей обязательно нужно домой. Зачем? Я не понял тогда… Была раздражена чем-то…

Вышли вместе на улицу, посадил ее на такси. Вернулся.

К 10-ти нужно было ехать в детский сад, фотографировать оставшиеся группы. Я плавал в невыразимой печали. Ну, ясно же, я был плох с ней, поэтому она и была раздражена утром. Женщины не прощают слабости – хватало опыта, чтобы это понять. Как же ей объяснить, мучительно думал я. Ведь первый раз вообще не считается! Ведь вот со второй у меня сначала тоже было кое-как и невнятно, зато потом…

От станции метро ехал в полупустом автобусе. На улицах таял недавно выпавший снег. Не было радости во мне, вот какое дело! И все как-то чудовищно перемешалось. Странно, казалось бы, связывать все, но связь была. Но я не знал, что к чему.

Дети на этот раз встретили меня как-то особенно хорошо. И воспитательницы почему-то ободряюще улыбались. Может быть, мне это казалось? Иногда я даже забывал о Лоре. Хотя сердце ныло, не переставая.

После съемки из автомата позвонил в Горком, Амелину. Он был на месте и пригласил приехать в четыре.

Встретил как старого знакомого.

– Здорово, здорово, Олег! Тебе что сегодня показать? Ты «Суд над равнодушием» хотел посмотреть? Пожалуйста, сейчас достану… Да, кстати. Знаешь, тут в одной школе ребята пишут записку девочкам: «Приходите после уроков на сквер, будем целоваться». Девятый класс. А девчонки им отвечают: «Если хотите только целоваться, посылайте свое приглашение четвероклассницам». Ничего, да? Ты мой отчетный доклад на Конференции смотрел? Не очень гладко составлен, можно было лучше, но ты все же глянь, тебе интересно будет.