Ирина Щербина - Весенних фресок многоцветье (сборник)

– Да ладно тебе, Шура, свадьба ведь! – ответила новоиспечённая тёща и ласково улыбнулась сестре.

Сама тётя Шура отличалась тем, что могла добыть любой дефицит. Со скоростью света перемещалась она от ГУМа к ЦУМу, от специализированных магазинов к галантереям. И везде у неё были связи. Лакированные туфли хочешь достать? Шарф купить? Пальто импортное? Бюстгальтер большого размера? Это к Шуре надо обращаться. Спекулянтка, конечно, но без неё никуда.

Ещё на свадьбу был приглашён сосед Лев Иванович Герц, то ли немец, то ли еврей по происхождению. Человек он был уважаемый, солидный. И пост занимал ответственный – начальник продуктового склада. Несмотря на свою тучность и постоянную одышку, Герц первый предложил устроить танцы и даже принёс несколько пластинок из своей собственной коллекции. Галантный Лев Иванович медленно вальсировал с Люсиными подружками. В его мясистых руках они казались фарфоровыми статуэтками с пышными, взлетающими в такт музыке юбками. Девушки хохотали, а те, кому не хватило пары, танцевали друг с другом. Всё равно весело, всё равно хорошо!

Галина Семёновна сидела в самом углу на диване. Она была болезненно экономна и к концу жизни собрала приличные сбережения. Как и многие не раз обманутые люди, государству и банкам Галина Семёновна не доверяла, поэтому хранила все деньги дома, под истёртым матрасом и в старом шифоньере. Своим знакомым, исключительно честным и порядочным гражданам, она часто одалживала небольшие суммы, за что получила ласковое прозвище – Копилочка.

– Хватит веселиться! – призывала гостей к благоразумию тётя Шура. – Нужно и совесть знать. Жениху с невестой почивать пора.

Но разве молодёжь утихомиришь? Гуляли до утра, да ещё и на следующий день. Красота!

Жить решили у Мити. Он вместе с матерью был прописан в частном доме на самой окраине города, где для молодожёнов нашлась отдельная комната: узкая, с окнами на север, но всё-таки своя собственная.

«Вот она, семейная идиллия», – думала Люся и восторженно рассматривала свадебный подарок – импортный чайный сервиз с аккуратными розочками и золотой каёмкой по краю чашек. Лев Иванович, щедрая душа, расстарался.

Свекровь Люсе сразу не понравилась. Крепко сбитая, вечно румяная, будто после бани, хохлушка Матрёна Петровна уж тридцать лет назад перебралась в столицу, а всё же была совершенно неотёсанна. Одна её речь чего стоила! Громкоголосая Матрёна смело мешала в одну кучу русские и украинские слова, при этом щедро приправляла их смачными простонародными выражениями, не свойственными никакому литературному языку. Бесконечные семечки, борщи и вареники раздражали, а необъяснимая страсть к побелке просто бесила. Белила Матрёна Петровна всё, что попадалось ей под руку: печи, заборы, стволы корявых яблонь, створки шкафов. Её представления о красоте совершенно не совпадали с современными понятиями, и Люсе становилось страшно: неужели вся жизнь пройдёт в этой белёной мазанке, среди глиняных крынок с простоквашей и старомодных вышивок болгарским крестиком? Одно утешение – ходили слухи, что одноэтажные дома собираются ломать. Мечты о новой комфортабельной квартире будоражили Люсино воображение. Уж очень хотелось ни от кого не зависеть, быть самой себе хозяйкой.

Один за другим появились дети, сыновья Саша и Серёжа: мальчишки, конечно, миленькие, но уж очень непоседливые, никак за ними не уследишь. Такие озорники, хоть разорвись. И Люся разрывалась. Рвалась между работой и семьёй, между детьми и мужем. Казалось, что вся эта суета вроде бы и не жизнь, а только подготовка к чему-то настоящему, интересному, стоящему.

«Скорей бы новую квартиру дали да Митю в начальники отдела перевели…» – мечтала Люся, а сама стирала грязные ползунки и варила яблочное повидло.

Между прочим, Митя не очень-то оправдывал Люсины надежды. Человек он был неплохой, но уж очень мягкотелый, безынициативный. К карьерному росту не стремился, далеко идущих планов не строил, плыл себе по течению и всем оставался доволен. Такой уж Митя имел характер, никак его не переделаешь.

– Это не Иван, – втихомолку вздыхала Люся, а вслух избегала каких-либо сравнений. И правда, что вспоминать о прошлом. День за днём, год за годом тянулись бесконечные будни. Всё как-то само собой, всё – между прочим.

По пятницам муж загуливал. После окончания трудовой недели он вместе с друзьями направлялся в пивную, или на лавочку в сквер, или ещё куда-нибудь.

– Чему радуетесь? Что отмечаете? – ругалась Люся. – Великий повод, неделю кое-как скоротали! А дружок твой, Андрюха, помяни моё слово, до добра тебя не доведёт. Сам алкаш, и тебя пропойцей сделает!

Ворчала она обычно тихо, чтобы не разбудить детей, да и злости особой в этих словах не было. Ведь любая женщина знает: что кричи, что не кричи – всё равно ничего не изменишь, а так, для порядка, в воспитательных целях пошуметь надо.

Если бывают несчастливые дни, то этот – пятница, пятое ноября – был именно таким. Всё не ладилось. Праздничных премий не дали. Старший сын Сашка закончил четверть с двумя тройками, да ещё по самым важным предметам: русскому и алгебре. А ведь он уже учился в шестом классе, и надо было браться за ум, думать о дальнейшей судьбе. Свекровь с утра пребывала в дурном настроении. Сама Люся простыла: температурила и отчаянно хлюпала носом. Ну и, конечно, Митя пропал. Люся ещё несколько дней назад знала, что он загуляет. Разве он мог не отметить с друзьями день Великой Октябрьской Социалистической революции!

До двенадцати ночи Люся почти не возмущалась, но потом необъяснимая ярость стала наполнять и даже переполнять всё её существо, и так разбитое досадной простудой.

«Сколько можно шляться! – злилась она. – И, главное, где? На улице холодно, ветер пронизывает до костей. Все питейные заведения закрылись, к друзьям в такой час не пойдёшь – у всех семьи, жёны».

Дети давно спали. Свекровь выключила свет в своей комнате и, хотя по стариковской привычке ворочалась на скрипучей кровати, тоже дремала. Одна Люся не могла сомкнуть глаз. Она вглядывалась в промозглую темноту и всё думала и думала о чём-то тревожном. После трёх ночи ей уже было не до размышлений, а в пять беспокойное сердце не выдержало. Люся побежала к ближайшей телефонной будке (дома телефона не было) и дрожащим пальцем набрала номер Андрея. Хотя этот негодяй не вызывал особой симпатии, но сейчас был единственной связующей нитью между ней и Митей.

Андрей поднял трубку не сразу, видимо, спал. По голосу стало ясно – ещё не протрезвел.

– Что? Митя? Конечно, я видел его вечером. Мы же праздник отмечали. Это было вечером? Ну да, вечером. А сейчас что? Утро? А почему так темно? Люся, это ты? Что ты всё «Митя» да «Митя»… Я не знаю, где твой Митя… Я домой ушёл. А сейчас-то я где? Стол, табуретка. Ну, правильно, я и сейчас дома. А Митюхи у меня нет. Он, наверное, у себя дома… Спит, наверное… Кстати, с праздником тебя, Люся!