Олег Северянин - Острова. Вторая жизнь. Роман-фантастика

На следующее утро мы вошли в свадебное море. Ватрушка недоумённо повертела вокруг себя головой и возмущённо воскликнула:

– Нас обманули! – экспрессивно кричала она. – Море не белого цвета!

– Ну почему оно должно быть белым? – недоумённо допытывался я.

– Как почему? – недовольно бормотала Ватрушка. – Фата же белого цвета, или нет, платье белого цвета, или я ошибаюсь? Свадебное море тоже должно быть белым – вот поэтому нас и обманули. Везите нас куда положено! – кричала она, обращаясь к ни в чём не повинному капитану.

Я мудро молчал, поглаживая её по голове, и понимал, что спорить с ней нет никакого смысла, потому лишь тихо произнёс:

– Не всё так, как кажется, должно называться.

Таким вот образом мы потихоньку приближались к Острову №2, который был уже отчётливо виден и выделялся чёрным пятном среди золотистых волн, окрашенных ярким сиянием южного солнца. Остров на горизонте вырастал на глазах, поэтому я принялся считать минуты, отделяющие нас от земли.

Из рулевой рубки опять пахнуло табачком, показался сизоватый дымок – видать, капитан закурил трубочку заново и ожидал манёвров, готовясь причаливать свой свадебный пароход к пристани. Глуховатый матрос проснулся, зевнул, посмотрел на часы и лениво проследовал к верёвке, намереваясь приготовить её к воссоединению парохода с берегом.

Мы вышли на землю, капитан с матросом пожали мне руку, а Кая недовольно фыркнула им в ответ на прощание. Затем опять увидели салют в нашу честь и пошли прочь от причала.

Я изредка оглядывался на уходящий в море свадебный пароход, с теплом в душе вспоминая доброжелательного капитана и глуховатого седоусого матроса. Войдя в деревню, утопающую в растительности, мы обосновались в маленьком домике, который находился, к нашему сожалению, на краю деревни, но зато вблизи небольшого прудика, полного карасей и рыбаков, по пояс залезших в водоём. Они с огромным удовольствием забрасывали свои удочки на середину пруда и буквально через каждые пять секунд получали для себя новую рыбёшку, однако снимали её с крючка и отпускали обратно на волю.

Я сидел на крылечке, дивясь пасторали и гармонии человека с природой. Ватрушка строила планы на будущие дни, восхищённо описывая достопримечательности острова, обнаруженные в путеводителе, я же впервые в жизни слышал такие термины, как «дольмены», «сероводородные источники» и прочие необычные выражения, кажущиеся мне ругательствами.

Но об этом расскажу далее, более подробно и по порядку.

– Что такое дольмены?! – воскликнул нервный гид.

И тут его понесло:

– Учёные! – гневно поднял он указательный палец вверх. – До сих пор ломают себе головы над этим проявлением нравственности и ума первобытного человека, который, ещё будучи не избалованным благами цивилизации… – Гид поперхнулся и продолжил: – Был объединён с природой, умел творить и создавать вещи себе по душе, а не по заказам торгаша, вздумавшего паразитировать на человеческом обществе и сгребать себе жалкие разрисованные бумажки, пользуясь человеческой глупостью и заранее отняв у него мозг…

Из его речитатива я только и понял, что он чем-то недоволен, поэтому попытался переспросить, но он, не слушая меня, продолжил:

– … приучая к повадкам черни, – тут он задумался и продолжил: – Благо изобрёл для своей особы средство массовой дебилизации или информации, это как вам будет угодно, – нервный экскурсовод вскричал фальцетом, – наняв искусных менеджеров по обработке информации, перешагнувших ту грань, когда человек становится животным и воспринимает весь мир только при помощи денежных знаков и массовости информации, преподносимой нам сверху сектой торгашей. И этот пример особенно четко выражен на Дальнем острове! – уже орал с исказившимся лицом он.

– А теперь я буду изгонять из тебя злых духов! – указал он пальцем на Ватрушку.

Кайю запихнули в какую-то глухую комнату, продев её через круглую дырку. Она визжала, словно поросёнок, затем с любопытством выглядывала наружу, словно тушканчик, и не понимала, что с нею происходит.

– Самоочищайся! – молвил грозно гид.

После чего Ватрушка опять скрылась в каменной комнате и тихо, словно мышка, там сидела, надеясь что-то понять и осмыслить.

– С вас двести, – строго глядя на меня, продолжал он, с интересом заглядывая мне в карман.

– Природа разрушена, – с горестью ответил я и протянул ему дань, после чего Ватрушку выпустили на свободу, а меня заточили в дольмен.

Я сидел в нём долго и вдумчиво, пытаясь понять идею предков и стараясь представить себе, зачем сие сооружение было изобретено. В голове почему-то крутились неясные образы мамонта и первобытного человека, чья воля и тяга к жизни, а впоследствии – и приобрётенная поколениями мудрость привели бы к идеальному общественному строю. Этому не суждено было сбыться, поскольку с развитием цивилизации человек, повинуясь стадному чувству и мастерству кукловода, придумавшего, как из человечества сделать скотину или на худой конец рабов для себя, напрочь потерял гармонию с природой, даже не замечая того, что природа уже его начала отторгать.

Было очень грустно и сыро, поэтому я попросился на волю. Теперь уже Ватрушка передала дань экскурсоводу – и меня отпустили на свободу.

Настроение окончательно испортилось, потому что это послужило как бы подтверждением моим мрачным мыслям о крохоборстве. Я желал лишь загладить удручающее впечатление от увиденного следующим зрелищем в надежде вернуть обратно хорошее настроение и таким образом больше не задумываться о столь грустном проявлении человеческой алчности, глупости или глупой жестокости, вызванной недостатком интеллектуального потенциала.

Вернувшись в деревню с намерением смягчить впечатление от дольменов, мы заглянули на местный рыночек в надежде прикупить себе немного вина. Оно зело приходится по вкусу местным жителям.

Мы вошли в дом, и я, испытывая обиду на человеческую глупость, желал напиться. С первого раза откупорить вино у меня не получилось, поскольку, переволновавшись, я сильно дёрнул за пробку – и бутылка, выскользнув у меня из рук, в полёте обрызгав низенький потолок, упала, разбившись об пол.

Кайя недоумённо и ошарашенно смотрела на испачканный вином некогда белоснежный потолок, то и дело повторяя:

– Как теперь мы будем смотреть хозяйке в глаза?

Я постоянно подливал себе в бокал из другой бутылки вина и бездумно смотрел на узоры, оставленные на потолке.

– А может быть, сбежим отсюда, пока не поздно? – уговаривала меня Ватрушка.